Общие родственники

– Какая у тебя чудесная, просто прекрасная собака, Иван.

– У нас, – поправил тот и добавил: – Это ведь он сначала тебя нашел. А потом уж я. Спи.

Не бей посуду, Сашка

Толя пришел ближе к полуночи. Дочка спала в детской за плотно закрытой дверью. Марина сидела и смотрела в телевизор. Новости сменяли одна другую, но она не понимала, о чем говорят эти лица. Когда в замке повернулся ключ, сердце Марины словно запнулось, замедлилось, а потом застучало с бешеной силой: муж вернулся домой после двухдневного отсутствия.

Толя разулся, зашел в ванную, помыл руки и вошел на кухню, где сидела Марина.

– Привет, – сказал он так, словно выходил в магазин за хлебом. – Чего не спишь?

– Привет. Тебя жду.

– Зачем?

– Надеюсь узнать, где ты был двое суток.

– Я же звонил тебе, сказал, что со мной всё нормально, я жив. Что еще тебе надо знать?

– Мне надо знать, где ты был всё это время.

Толя молча вышел из кухни, Марина не шевельнулась. Потом услышала, что он громко хлопает дверцами шкафа в прихожей, подскочила с табуретки.

– Что ты делаешь?! Ты Сашку разбудишь! – И увидела, что муж собирает вещи в старую спортивную сумку.

– Ты куда?

– Я ухожу.

– Куда уходишь?

– К другой женщине ухожу.

– К какой другой женщине?! Кто она?

– Для тебя это совершенно не важно, важно, что она – другая, и я буду жить с ней.

– Ты ее любишь? – Марина поняла, что жжет глаза, но слез не было.

– Да, люблю, – после небольшой паузы сказал Толя, не глядя на жену и энергично запихивая в сумку кроссовки.

О чем еще спрашивать? Что говорить? Всё предельно понятно, и все последующие вопросы совершенно бессмысленны.

Марина зашла на кухню, ногой захлопнула дверь, включила воду и начала мыть посуду, оставшуюся с ужина. И тут же полились слезы, безудержно, обильно, словно их тоже включили поворотом вентиля. Посуды было немного, две чашки и две тарелки – голубые, красивые, с замысловатым синим узором по кромке. Из сервиза, подаренного на свадьбу. «Почему всё это со мной?!» – крутилась в голове Марины мысль, злая, жгучая. Она взяла одну тарелку и с силой бросила ее на пол, куски звонко разлетелись по всей кухне. Марина взяла вторую тарелку и бросила ее так, словно хотела разбить кафель на кухонном полу. Эта тарелка тоже превратилась в несколько некрасивых кусков, между которыми рассыпалась голубая стеклянная труха.

Дверь приоткрылась, просунулась голова Толи и сказала:

– Сашку разбудишь, совсем рехнулась, что ли? Я ушел, про развод потом поговорим, как успокоишься.

И дверь снова закрылась. Марина услышала, как щелкнул замок входной двери, в нем прокрутился ключ. Ушел.

Она сидела на полу кухни, прижав колени к подбородку, и выла. Вернее, тихонько скулила, чтобы не разбудить годовалую дочь в соседней комнате. За грудной клеткой что-то выворачивало, крутило, хотелось залезть себе за ребра и вытащить эту ужасную маету, замешанную на обиде. Выть, скулить, плакать – ничего не помогало. Как можно было, думала Марина, пройти путь от безумной любви до полной нелюбви за три года? Как можно уйти и оставить ее одну с маленьким ребенком, в этом декретном заточении? Как можно было раньше не понять, что отлучки на выходных, эта работа допоздна – это никакая не работа? Это просто другая женщина. Наверняка красивая, ухоженная, уверенная в себе, не похожая на Марину – неухоженную клушу, погрязшую в материнстве и хозяйстве. «Клуша», – подумала она про себя и завыла еще отчаяннее, с силой, которую придала ей ненависть к себе и собственной никчемности.

Марина сидела и подвывала, пока не закончились силы и слезы. Затекли ноги, и продрогла подпирающая стену спина. Она посидела еще немного, словно постепенно просыпаясь и оглядываясь. Перед ней лежали осколки двух тарелок из сервиза, подаренного друзьями ей и Толе на свадьбу с пожеланиями любви и взаимопонимания. Они напоминали осколки Марининой жизни, и она усмехнулась от такой пошлой и банальной метафоры, пришедшей ей в голову. Хотелось пойти упасть на кровать, уснуть и не просыпаться долго-долго. Может быть, даже никогда.

Но как быть с осколками? Утром Сашка проснется, прибежит на кухню – и всё, катастрофа. Марина представила себе дочь с израненными ладошками и пятками, жар ударил в голову. Она осторожно поднялась с пола и достала из-под мойки веник. Собирая крупные осколки, поранила палец на руке и посадила еще две стеклянные занозы. Потом вымела мелочь. Потом поняла, что мельчайшие части разбитых тарелок всё еще рассеяны по кухне, а пылесос включить нельзя: ночь. Пришлось на два раза вымывать пол, заодно помыла коридор. В кровать Марина легла, когда на востоке небо уже стало сереть, обещая скорый майский рассвет.

Муж не вернулся, хотя Марина потом узнала, что и с новой пассией ему не пожилось. За два месяца она похудела почти на десять килограммов, переехала к родителям, вышла на работу, через несколько лет снова вышла замуж. В жизни Марины еще было много разного, и хорошего, и плохого, но никогда больше, даже в приступах ужасающей ярости, она не била посуду. А однажды сказала 16-летней дочери Александре: