Общие родственники

– Никогда не бей посуду, Сашка. Кто придумал это вообще? Какой-то плохой драматург. Это только в кино и в романах бывает эффектно: они ссорились, она била посуду, а потом трагически уходила в закат. Или они страстно мирились. А в жизни так: сама посуду побила, сама убирай ее потом. Не пострадать даже нормально.

Договоренности

Бабе Кате пора было помирать. Она сама это знала, чувствовала. Но каждое утро, сотворив короткую молитву и договорившись с Богом, начинала торговаться со Смертью. Проводила разъяснительную работу. Просила повременить – еще бы годков семь, чтобы Надюшка закончила школу. К тому же через семь лет бабе Кате исполнялось 90 лет, цифра красивая, и помереть не жалко.

Правнучка Надюшка – высокая, худая, с непомерной длины пальцами на руках и ногах, она походила на бабушку свою, Василису, дочку бабы Кати. От этого неуловимого и обезоруживающего сходства иногда перехватывало дыхание: наклонила голову, хлебнула чай, поправила косу, почесала нос, чихнула. Баба Катя замирала и от любви, и от восторга перед непонятным этим природным механизмом наследования людских штрихов.

Абсолютно счастлива баба Катя была недолго – после рождения Василисы и до ее замужества. Эти 20 лет безоблачного, хоть и трудного, счастья и наполненности каждого дня затерялись в долгой жизни. Но баба Катя часто это время вспоминала. И была она тогда, конечно, не баба Катя, а Екатерина Сергеевна, молодая красивая женщина, заведующая поселковым детским садом. Жив был муж Иван, комбайнер, отличник труда, щедрый на ласку и острое слово мужик. Работы было много – и дом строили, и в колхозе работали, и две коровы держали. Но баба Катя, думая о молодости, вспоминала только модные туфли на невысоком каблучке с пряжкой, платье нарядное в крупный пышный цветок, Ивана с губной гармошкой, сидящего на крыльце субботним вечером после бани, цветущую яблоню под окном и маленькую Ваську, неуклюже шлепающую в калошах через двор к летней кухне.

Василиса вымахала в длинношеюю и длинноногую девицу, грациозную и неторопливую, как породистая кобыла. Но наивную и лишенную хоть какой-то житейской хитрости или изворотливости.

– Простодырая ты, Васька, как есть простодырая, – говорил Иван, – быстро на такую дуру умник найдется.

И он нашелся. В 19 лет Василиса, учившаяся в институте в городе, объявила, что выходит замуж. Приехала сразу с ним – нахальным, громким, веселым, курившим без перерыва самокрутки. Звали будущего зятя Василием, и совпадение имен – Василиса и Василий – веселило его невероятно. Каждую шутку будущая жена поддерживала тихим, но искренним смехом. Родителям невесты Василий не понравился. «На кота, который сожрал чужую сметану, похож», – говорила Катя. «Прохвост», – считал Иван. Но вскорости оказалось – алкоголик.

Через полгода после скромной свадьбы родилась у Василисы с Василием дочь Тамара. Шустрая глазастая девчонка. Вырвавшаяся в гости к дочери Катя застала страшную картину: зять валялся поперек маленькой общажной комнаты и храпел, Василиса, кое-как одетая, явно только проснулась и потирала опухшее лицо, пытаясь перед матерью обрести хоть какой-то человеческий вид. По невероятно грязному полу ползала совершенно голая и давно не мытая Тамарка. Катя осмотрелась, заглянула в стоявшую на плите кастрюлю, в той оказался самогон, заметила на стене не особо пугливых тараканов. И, кое-как найдя одежду для внучки, забрала ту с собой. «Проспишься – заберешь ребенка», – сказала дочери и сдержалась, чтобы не ударить ее.

Следующие несколько лет запомнились изматывающими приездами Василисы из города – то пьяной, то трезвой, то устроившейся на работу, то бросившей работу и отчаянно нуждающейся в деньгах. Баба Катя, которая к тому времени сжилась с этим сочетанием слов (Тамарка «бабакатила» по сотне раз за день), плакала и умоляла дочь бросить своего Василия. Та мотала головой упрямо: нет, люблю. Умоляла не пить, Василиса говорила: «Пусть ему, паскуде, меньше достанется». Тамарку несколько раз родители пытались вернуть в город и в свою жизнь, но неизменно баба Катя забирала ребенка назад. Пока девочка жила без ее надзора, она не могла ни спать, ни есть – представляла себе голодную Тамарку и валяющихся в пьяном мареве родителей. Внутренности выворачивало от беспокойства и тоски.

В школу внучка пошла в поселке, так и определилось само собой место ее постоянного жительства. И вроде бы всё то же – Катя с Иваном работали, было им едва за 50, Тамара ходила в школу и успевала почти по всем предметам. Но черная ненависть к зятю, затянувшему в свою бездну непутевую Василису, регулярные приезды дочери, которая превратилась в свои тридцать с небольшим в дряхлую некрасивую старуху с потухшим взглядом, и самое главное – тоска внучки по родителям – всё это мучило бабу Катю. Словно не давало полностью вдохнуть. По вечерам она разговаривала с Богом, как умела. Просила его «решить вопрос», облегчить ее, Катину, маету. Сделать так, чтобы Василиса рассталась со своим благоверным и бросила пить.