Община Святого Георгия

Вера не забыла Алёшу Семёнова. Алёша Семёнов навсегда остался её юным возлюбленным. Но сейчас доктор медицины Вера Игнатьевна Данзайр представляла учёному сообществу уникальный опыт, способствующий улучшению ранней прижизненной диагностики.

– В заключение хочу подчеркнуть, что вскрытия умерших от саркомы необходимы. Вне зависимости от возраста, социального статуса, вероисповедания и чего бы то ни было ещё. Только так мы сможем детально изучить патологию и разработать значимые диагностические стандарты, обеспечивающие раннее обнаружение, ибо основная задача врача – вернуть жизнь, а не облегчить смерть.

Так Вера завершила свой доклад. Аудитория взорвалась аплодисментами, снова перешедшими в слаженную овацию. Вера Игнатьевна прервала поток признания куда скорее и сухо представила следующего докладчика.

– Я уступаю кафедру ординатору Дмитрию Петровичу Концевичу. Он представит нам случай гигантской гамартомы и расскажет о её дифференциальной диагностике с раком лёгкого.

Астахов сменил препарат на демонстрационном столике. Аудитория ахнула, оценив размер доброкачественной опухоли лёгкого.

Концевич доложил споро, но сухо и неинтересно. Ораторским даром или хоть сколько-нибудь пристойным лекторским талантом он не обладал. Не будь публика приучена к самым разным докладчикам, часть просто бы уснула. Дмитрий Петрович не был одарён способностью увлекать. Чем он и устраивал всех своих патронов, как партийных, так и иных. В той деятельности, о которой никто из его коллег и не догадывался. Кроме Владимира Сергеевича Кравченко. Последний был осведомлён, но Концевич крепко держал его в руках. Господин Кравченко мрачно взирал на ординатора во время доклада. Вера Игнатьевна с удивлением отметила это. Неужто блестящего офицера так раздражает отсутствие у ординатора красноречия и умения держать аудиторию? Случай доложен, пропечатан, внесен в анналы. Какая разница, кто и как о нём сообщает?

– Уникальность данного случая заключается не только и не столько в гамартоме, сколько в способе обезболивания, применённом доктором медицины Данзайр. Учитывая идиосинкразию на хлороформ, была использована спинальная кокаинизация, настолько высокая, что мы дышали лёгкими пациента вручную. Эта рационализация – целиком и полностью заслуга Веры Игнатьевны, и мы уверены, что со временем она найдёт широкое применение в клинической практике! – завершил презентацию Дмитрий Петрович.

Не бубни он, аудитория приняла бы его более тепло и оценила бы выполненное. Но раздались всего лишь жиденькие хлопки. Впрочем, это не пройдёт мимо внимания, когда доктора ознакомятся с печатными материалами.

Поднялся профессор Хохлов. Он был раздражён пресностью доклада и с укоризной произнёс:

– Спасибо, господин Концевич! Уверен, доктор медицины княгиня Данзайр найдёт время написать куда более увлекательную и благоязычную статью по данному случаю. Чтобы он, не дай бог, не прошёл мимо широкой медицинской общественности.

Концевич поклонился и покинул кафедру.

– Слово предоставляется ординатору Белозерскому. Он представит цефалоторакопагов.

Астахов снова сменил препарат на демонстрационном столике. Сиамские близнецы, сросшиеся головами и корпусами, вызвали в аудитории немалое оживление. И даже аплодисменты, совершенно ничем не заслуженные. Но учёная публика сродни малым детям в том, что касается любознательности, не всегда учитывающей стандартные представления об этике и морали. Здесь были академики, профессора, доктора медицины, ординаторы, студенты и прочий подобный народ. Было бы странно ожидать от них поведения слаженного хора плакальщиц.

Алексей Фёдорович призвал собрание к порядку.

– Господа! Господа! В этом кунштюке природы нашей заслуги нет. Напротив, в погоне за сохранением жизни предположительно сиамских близнецов мы, по всей вероятности, допустили фатальную ошибку в тактике ведения родов. Что без утайки выносим на ваш суд.

Белозерский был более талантливым оратором, нежели Концевич. По факту того, что был искренним человеком. Искренность иногда одна рождает истинное красноречие. Александр Николаевич обратился к аудитории с просьбой почтить память умершей на операционном столе матери сиамских близнецов минутой молчания. Глаза его увлажнились. Вера поймала себя на мысли, что не знай она его уже достаточно хорошо и предельно близко, она бы решила, что он гениальный актёр. Иногда и актёрство рождает красноречие.

– Глубокоуважаемые господа! – начал Белозерский, и голос его чуть дрожал. – Преступно забывать о главном акушерском постулате: прежде спасай жизнь матери! Это ясно и сухо на бумаге. Но никогда это ещё так живо не проникало в мою плоть и душу, как когда я орошался тёплой кровью несчастной, умиравшей на операционном столе…

Аудитория хранила гробовое молчание, когда ординатор Белозерский завершил повествование. Астахов, стоящий у банки с формалином, в которой были заключены сиамские близнецы – всё, что оставила после себя на земле несчастная Катенька, – рыдал, не скрываясь. На глазах у многих были слёзы. Даже Веру проняло. Ай да Сашка! Ай да сукин сын!

За кафедру стал Хохлов.