Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Калибан остановился посреди сцены. Никто ему не приказывал, он сам вдруг почувствовал, что надо остановиться. Вокруг грянул торжественный многоголосый хор невидимых певцов. Над головой неуловимо порхали созерцатели. Как только Калибан остановился, ярусы с сальвификариями и санктуариями стали видоизменяться. Очевидно, включилась система соответствия, при которой заседатели должны были принять максимально приемлемую форму для общения со столь примитивным гостем. Сальвификарии превратились в людей с пылающими коронами на головах. Они были облачены в очень необычные костюмы, сочетающие в себе изящество средневековых доспехов и высокотехнологичность суперсовременных скафандров. В руках каждый сальвификарий удерживал меч, упёртый остриём в землю. На лезвиях этих мечей, тихо гудя, плясало голубое пламя. Все хранители были примерно на одно лицо: гордые, надменные, безупречно красивые. Их ярко-голубые глаза выражали доброту и снисходительность, но не искреннюю, а скорее профессиональную. Так доктора и психологи смотрят на своих пациентов, которых видят первый раз в жизни. Их крылья-щупальца всё так же переплетались, обмениваясь сигналами.

Санктуарии же стали походить на людей в длинных рясах и капюшонах, наброшенных так сильно, что лиц не было видно. Только «газовое» свечение отблескивало изнутри. Они стояли, засунув руки в рукава, их крылья сверкали дуговыми разрядами.

— Инвелто… Экуо… Лаким! — громко произнёс Калибан обязательную фразу приветствия и готовности к ведению дискуссии.

Он удивился, насколько громогласным и подробным оказался его собственный голос.

— Отум фергал се лоре фагах, — ответил голос, принадлежавший Арбитру.

Арбитром был назначен кто-то из сальвификариев. Он находился в общей группе, отчего определить его было невозможно. Это было сделано специально, чтобы слова Арбитра воспринимались идущими от всех заседателей, а не от кого-то одного. Арбитр должен был выступать в качестве посредника-переводчика между Синедрионом и Калибаном. На языке альгершатах фраза, произнесённая Арбитром, означала следующее: «собрание внимает пришельцу с Земли». Это означала, что заседание началось.

Сверху, словно снег, сыпались мельчайшие блёстки, которые оседали на голову и плечи Калибана. Он стоял молча, не смея открывать рот без разрешения Синедриона. Это было бы величайшим оскорблением, за которым могло последовать какое угодно наказание. Пока что заседатели излучали исключительно любопытство, пусть и замешанное на сомнении и раздражении. Многих присутствие Калибана явно злило, поскольку он не имел официального права находиться здесь. Однако большинство всё же поддерживало его присутствие, или, по крайней мере, сознательно мирилось с ним. Могло показаться, что эта «игра в молчанку» была вызвана презрительным отношением к гостю, и заседатели тем самым пытались дополнительно надавить на него своим величием, полностью убедив его в своей никчёмности. Но это было не так. Синедрион вёл обсуждение. Прямо сейчас. Интенсивно и жарко. Сигналы носились как в горизонтальных плоскостях, так и в вертикальных, передаваясь от нижних ярусов — к верхним и наоборот. Таким образом Высшие общались между собой, за секунды передавая и получая огромное количество информации. Зачем же им был нужен Калибан? Он не понимал этого и смиренно ждал, когда они о нём вспомнят.

С другой стороны, в этом крылся крайне положительный момент. Калибана не допрашивали, не заваливали сложными и неприятными вопросами, не пытались уличить в чём-то. Ему не нужно было рассказывать весь свой план от начала и до конца, словно лектору, находящемуся под постоянным гнётом столь сложной аудитории. Синедрион уже знал все нюансы и тонкости плана, и ему не требовались дополнительные сведения от автора. Обладая всей необходимой информацией, заседатели быстро и эффективно обсудили её между собой, не мучая попусту и без того взволнованного Калибана.

Наконец, обмен сигналами прекратился. Совет достиг консенсуса, и все переключились на гостя. Диалог вёлся на алгершатахе.

— Профессор Калибан. Синедрион досконально изучил Ваш смелый проект и готов принять решение. Но прежде, Вы должны ответить на несколько вопросов. Скажите, откуда у Вас такая уверенность в так называемом человеческом факторе? — обратился к нему Арбитр.

— Я сам, фактически, являюсь человеком, — ответил Калибан. — И мне понятна человеческая сущность. Понятна гораздо ближе, чем вам. Я не хочу оскорбить священный Синедрион, я просто имею в виду, что вы охватываете картину в целом, в то время как я способен оценить её детально и непосредственно. Изнутри.

— Допустим это так. И какой же Вы видите эту картину, профессор Калибан?

— Обстановка в мире нестабильна. И эта нестабильность зависит исключительно от человеческого фактора. Человечество эволюционирует. Причём эволюционирует бесконтрольно. Скоро вы будете неспособны контролировать этот процесс. А это значит, что равновесие будет окончательно нарушено, со всеми вытекающими последствиями.