Обсидиановая бабочка Ицпапалотль

Из темноты нижнего яруса, из-под козырька, где скрывался Ареопаг, цепочкой начали выдвигаться высокие чёрные фигуры. Когда они выходили на свет, тот как бы приглушался вокруг них, словно огромная тень, выползающая из-под козырька, накрывала их защитным покровом. Выходя друг за другом, сумеречники, чётко, как солдаты, строились в одну шеренгу напротив сцены. Все, как один, рослые, ромбоголовые, хвостатые, с длинными руками и ногами. И у всех были страшные зелёные глаза, которыми они смотрели на Калибана сверху вниз, как злые собаки, ждущие команду «фас», смотрят на чужака, забравшегося в их двор. Калибан понимал, что это всего лишь формальность. Ареопаг мог сам выбрать сумеречника, пригодного для эксперимента, но эту задачу доверили ему. Это был, скорее, обычный ритуал, поскольку Калибан понятия не имел, кто из этих сумеречников подходит ему больше всего. Все они были абсолютно одинаковые, и ничем друг от друга не отличались, поэтому ему оставалось лишь ткнуть пальцем в любого из них.

Здесь были далеко не все сумеречники, а лишь те, кого смогли на время вывести из инфильтрации и оторвать от охоты. Не более трёх десятков особей. Калибан шёл вдоль их строя, заложив руки за спину, и думал, кого бы ему выбрать. Да, все они идентичны, но ведь кто-то же всё равно самый подходящий. Иначе и быть не может. Он дошёл почти до конца строя, когда вдруг что-то в очередном сумеречнике показалось ему необычным, отличающимся от другим. Калибан остановился и присмотрелся к кандидату. Сумеречник как сумеречник. Такой же большой и страшный, как и все остальные. Словно отштампованный на заводе. Никакой индивидуальности и уникальности. Что же в нём было не так? Что-то в глазах. Мимолётная искра, уловить которую не удалось, но она была. Точно была.

— Охотник, как твоё имя? — спросил Калибан у сумеречника.

Это был очень странный вопрос, поскольку в отличие от сальвификариев, сумеречников никак не называли. Их язык отличался от алгершатаха, адаптированного для человеческого восприятия, и все сумеречники назывались для людей одинаково — Хо. То, что для людского уха слышалось как короткое уханье, на деле расщеплялось на целый информационный спектр, передающий в компактном виде объёмные эмоционально-смысловые пакеты сведений. Имена же сумеречникам заменяли идентификаторы. Что-то вроде нумерации у людей. Поэтому, когда Калибан спросил сумеречника об его имени, тот его попросту не понял. Но ответил то, что считал правильным.

— Хо.

— Переведи на алгершатах, — попросил Калибан.

Сумеречник помолчал несколько секунд, а затем прошипел: «Ф-фахетш-ши… Сулла-ар…»

Это было не его имя. Это было, скорее, его определение, или предназначение. Но ничего более конкретного сумеречник ответить не мог.

— Суллар. Ты будешь участвовать в эксперименте, — решительно произнёс Калибан.

— Вы сделали выбор, профессор Калибан? — на всякий случай уточнил Арбитр.

— Да.

— Обозначенный бета-инфильтратор, выйди из строя!

Сумеречник сделал шаг вперёд, заставив Калибана отодвинуться в сторонку. Он казался поистине огромным. И даже при своём немаленьком росте Калибан был ему до груди. Близость этого беспощадного существа очаровывала его. Но ещё больше вдохновляла его мысль о том, во что превратится эта машина для убийств после того, как обретёт человеческие черты. Этот сумеречник начнёт мыслить самостоятельно, он станет принимать собственные решения, гибко реагировать на ситуацию и меняться в зависимости от неё. Ему не будет равных.

Пока они стояли друг напротив друга, остальные сумеречники бесшумно вернулись во тьму, за трибуны Ареопага. К ним приблизился Ал Хезид, на чьём лице сверкала торжественная улыбка.

— Мы верим в Вашу прозорливость, профессор Калибан, — произнёс он. — Не тревожьтесь, я буду держать ситуацию под контролем.

— Когда я могу приступать к эксперименту? — спросил Калибан, и Сакрариум засверкал тысячами огней.

— Алик!

— Алик, уже час прошёл, просыпайся! — расталкивала его Лиша. — Я дала тебе полчаса, но ты опять не уложился!

— К чёрту всё! — Элекен вскочил, едва не оттолкнув её, и утопая ногами в драконьем пуху, подошёл к краю гнезда, перелез через него, и решительно направился к краю пропасти.

— Чего это он удумал? — насторожился Боцман. — Эй, Алик! Ты чего?!

— Оставайтесь здесь. Я разберусь, — Лиша последовала за Элекеном.

Она догнала его уже на краю. Элекен стоял над пропастью, бесцельно глядя вниз. Казалось, что он готов сделать шаг в любой момент.

— Алик, я не поняла, что это за фокусы? — окликнула его Лиша.

— Я всё вспомнил, — гробовым голосом, ответил тот. — Теперь я всё знаю.

— И что же ты знаешь? — осторожно спросила Лиша.

— Это я. Я во всём виноват. Я стою за всем этим. Это я изменил вас. Я изуродовал вас, — он закрыл лицо руками и протяжно вздохнул.

— Алик…

— Я думал, что проблемой было Хо, но проблема — это я. Я создал Хо в том виде, в котором оно теперь существует. Оно не хотело этого. Я сделал его таким. И тебя я тоже испортил! О, Высший Разум, как же мне жаль! Лиша, прости меня…

Лиша приблизилась к нему и положила руку на плечо.