Когда я все же смог подняться ввысь в образе ворона, поблизости не было ни следа Отшельника. Я стал представлять себе его образ, чтобы перенестись к нему, но тут моя энергия закончилась, и я вылетел из сна.
В комнате почему-то было слишком темно. Мне всегда было неприятно в темноте, и я поспешил к выключателю. Щелчок, но… ничего. Свет не загорался. Я щелкнул кнопку выключателя снова и снова. Ничего не происходило. Я подбежал к окну, отдернул шторы. Слабый, очень слабый уличный свет озарил меня, мои руки, покрытые черными перьями. И я опять вылетел из сна, на этот раз окончательно.
Суть прошлого урока была понятна. Если бы я, например, ассоциировал себя только с вороном, чаще наблюдал их изображения и повадки, мне было бы куда проще произвести метаморфозу, чем в том случае, когда я изменял одному образу с другим, а другому с третьим, и ни одним не проникся окончательно.
Так же обстояли мои дела в реальности. Я постоянно брался за множество дел, и только немногие из них доводил до конца. Оправданием мне служило то, что к завершению подошли только те дела, которые были достойны того, чтобы их завершили. Кроме многих дел, у меня так же много образов или, говоря иначе, масок поведения в повседневных ситуациях. Подозреваю, что ни одной из них я так же не проникся окончательно. Впору было брать себе в качестве тотема не ворона, не паука, а хамелеона.
Итак, Отшельник отнесся скептически к моему полету как средству борьбы со страхом. Я перестал концентрироваться на конкретных действиях, и обратил свое внимание на конкретные реакции, которые возникали у меня в той или иной бытовой ситуации. И опять мне начало казаться, что я проработал свой страх, и опять я начал искать встречу с Отшельником.
Я прилетел на ту поляну, уже будучи в образе ворона.
— Я готов к испытанию. Давай его сюда.
— Ты готов к фокусам, — сказал Отшельник. — Сколько сил у тебя сейчас ушло на то, чтобы стать вороном? И как, такой выдохшийся, ты просишь меня об испытании? Ты упадешь, сделав три шага. Иди копи силу.
— Как же мне ее копить?
— И то правда, где ж ее взять, коль вокруг тебя одни камни и люди?
Это прозвучало как риторический вопрос. Если бы я жил в лесу, можно было бы, думается мне, подзаряжаться от деревьев. Но я не мог бросить все и уехать отшельником в лес, даже не потому, что я был так привязан к городу, а скорее потому, что один вдали от цивилизации я просто не выжил бы. Тем более, начинала заниматься осень, за которой не замедлила бы прийти зима, а зимы в наших краях наступали слишком рано.
— Брать у людей? — спросил я. Мне вспомнились свои крошечные попытки восстанавливать свои силы при помощи других людей, когда я еще работал с Кариной. В общем-то, должен признать, она и была в то время моим главным донором. Неудивительно, что через некоторое время она стала такой раздражительной. Этот процесс не был слишком эффективен, поскольку я опасался брать много за один раз.
Учитель прочел мои мысли и ответил:
— Раз ты столь великодушен, что надкусываешь, вместо того, чтобы съесть, найди место, где много тех, кого можно надкусить.
— У тебя темные методы, — сказал я настороженно.
— Я ищу для тебя решения, — сухо ответил он. — В ваших камнях нет силы, а к деревьям ты не хочешь. Остаются только люди.
— Разве нельзя как-то черпать энергию, например, из вселенной?
— Можно, коли тут не было бы пусто, — он указал пальцем сначала на мою воронью голову, а потом помахал рукой над нею. Сначала я чуть было не возмутился, решив, что учитель намекает, что у меня «пусто в голове», но потом сообразил, что он имеет в виду отсутствие подключки к эгрегору, который мог бы поделиться со мной. — К твоему счастью, у других людей не пусто.
И он показал мне один трюк, который, если искать что-то подобное в материальном мире, можно было сравнить с тем, как нерадивый член общества подключается к интернет-кабелю соседа или ворует газ из чужого трубопровода. Суть состояла в том, чтобы забрать энергию не в тот момент, когда она в «сосуде» — эгрегоре или его доноре, а когда она перемещается между сосудами.
Так я начал ходить на рок-концерты. Раньше я не любил шумные мероприятия, да и вообще скопления людей, предпочитая уединение любому обширному обществу, но в таких местах всегда бушевала энергия, которую было проще всего забрать. Ее можно было сравнить с облаком из крошечных черных, фиолетовых и серых игл, которое колыхалось над толпой фанатов, и медленно продвигалось к сцене, на которую ее транслировали зрители. Это было не самое удобоваримое пойло, но что поделать, если в филармонии посетители не производили такой бешеный энергообмен. На политических митингах энергия была еще хуже на вкус, да и посещали их люди более старшего возраста, не такие вкусные с точки зрения вампира.