Обстоятельства речи. Коммерсантъ-Weekend, 2007–2022

Примерно половину посетителей составляли белые гомосексуалы — представители среднего класса в районе 30 лет. Другую половину — бездомные хастлеры всех рас и возрастов. Особенно много было подростков, спасавшихся в баре от тягот уличной жизни. Их положением охотно пользовалась мафия, превращая подростков в секс-работников: этажом выше был оборудован уже настоящий закрытый клуб, где состоятельные геи с Уолл-стрит, не готовые афишировать свою ориентацию, могли снять проститутку. Клиентам обещали полную анонимность (в помещении даже был отдельный вход, не связанный с баром), но в действительности почти все они впоследствии оказывались жертвами шантажа. Руководил этим предприятием менеджер бара Эд «Череп» Мёрфи. Ветеран Второй мировой и бывший рестлер, отсидевший 10 лет за кражу золота из стоматологии, он собирал информацию на посетителей и затем вымогал у них деньги за неразглашение. Говорят, что у него даже был компромат на директора ФБР Джона Эдгара Гувера и что именно это спасло его в 1966 году, когда шантажистов накрыло ФБР. Мёрфи удалось избежать ареста: сдав подельников, он вскоре вернулся к прибыльному бизнесу.

Считается, что деятельность Мёрфи и была одной из причин внепланового полицейского рейда. В результате его махинаций на рынке оказалось подозрительно много ценных облигаций (видимо, Мёрфи удалось прижать нескольких геев, имевших к ним доступ), часть из них всплыла в Европе и заинтересовала Интерпол, оттуда направили запрос в полицию Нью-Йорка с просьбой проверить их происхождение, расследование привело полицию к «Стоунволлу» — стало понятно, что в недрах клуба творятся дела похуже нелегальной продажи алкоголя. Рассадник преступности решено было закрыть — дело поручили инспектору Сеймуру Пайну. В ночь на 28 июня в сопровождении наряда полиции он прибыл в «Стоунволл».

Бунт

Пайн приезжал в «Стоунволл» второй раз за неделю. В первый раз он конфисковал алкоголь, но хозяев это не смутило. «Забирай, мы все равно завтра снова откроемся», — заявил один из партнеров Тони. В этот раз Пайн заручился судебным ордером, позволявшим вынести из бара не только выручку и алкоголь, но заодно автоматы по продаже сигарет, барную стойку и входную дверь — с такими потерями открыться на следующий день было бы сложнее. В «Стоунволл» он прибыл около часа ночи, рассчитывая, что операция займет минут тридцать. Спустя несколько часов вместе с семью полицейскими он вынужден будет закрыться в пустом баре, спасаясь от толпы гомосексуалов.

Когда полицейские зашли в «Стоунволл», Морти Манфорд, выпускник школы, собиравшийся поступать в Колумбийский университет, стоял у бара и смотрел на танцоров go-go. «Я подумал: неужели опять? Я не боялся, что меня арестуют, но был страшно разозлен, что прервали вечеринку». Пайн велел выключить музыку и всем достать документы. Майкл Фейдер, приехавший в Нью-Йорк на выходные страховой агент, вспоминал, как тоже неожиданно разозлился: «С какой стати я должен уходить? Я только пришел. И зачем полицейские ломают скамейки в баре, они мешают кому-то?» Посетители с неохотой предъявляли документы и выходили из бара — расходиться в разгар ночи ни у кого не было желания. Когда трансвеститам и транссексуалам велели пройти на определение пола, один из них внезапно возмутился: «Вообще-то у меня есть права, гарантированные Конституцией. С какой стати?» Полицейские увели его силой, напряжение повышалось.

Пайн не понимал, почему рейд идет не как всегда и откуда взялось недовольство обычно покорных посетителей бара. Вряд ли это понимали и сами недовольные, во всяком случае в их последующих рассказах единого мнения на этот счет нет. Джон O’Брайан, гей-активист, считал, что посетители бара восприняли рейд как акцию мэра Нью-Йорка, который перед переизбранием решил зачистить город от геев и потому велел полиции увеличить количество рейдов; Сильвия Ривера, только что бросившая проституцию продавщица-трансгендер, говорила, что все в баре были на взводе из-за состоявшихся в тот день похорон актрисы, певицы и гей-иконы Джуди Гарленд; журналист The Village Voice Говард Смит, пришедший к бару в начале рейда, считал, что на всеобщее настроение повлияли жаркая погода и полная луна; бездомные подростки просто устали жить в постоянном страхе полиции и уже достаточно выпили, чтобы потерять самообладание.