Обвинение [litres]

– Хватит.

Он не потерпел бы грубостей в адрес гостей, даже самых ужасных. Он обожал богатых и власть имущих, обожал королевскую семью и звезд кино, он считал, у них над нами есть привилегии, потому что они лучше нас. Он перенял весь их снобизм и одевался так же, как они. Идеальный прислужник. Точь-в-точь рабочая модель стокгольмского синдрома. Мы с Адамом ни за что не смогли бы так жить. В сфере услуг у нас не было будущего, Альберт это в нас обоих подметил.

– Так что там? Насчет мисс Харкен.

– Когда я тут еще работала, она приезжала со своим кавалером, Леоном Паркером, помните такого?

Он кинул на меня предостерегающий взгляд. В молодости я бы тут же прикусила язык. Но я повзрослела.

– Так вы его помните?

– Хм. Леон Паркер впоследствии женился, не так ли? В отличие от мисс Харкен.

– Все верно.

– Незавидная участь выпала на долю мистера Паркера, насколько я знаю.

– Так вы его помните?

– Весьма смутно. Насколько помню, мы высылали ему приглашение на повторный визит вскоре после сообщений о свадьбе. Но он не ответил.

– Выходит, он был очень богат? – сказала я, кивнув в сторону Фина.

– Вообще-то нас интересовала его жена.

Фин подался вперед:

– Гретхен Тайглер?

– Гм.

– И она приезжала? – спросил Фин.

– Нет. – Настроение у Альберта подпортилось, и он теперь скрипел зубами и слегка порыкивал на Фина. Видимо, он был уже не расположен к разговору. Но я-то знала: ему есть что сказать.

Я мотнула головой в его сторону:

– А вы знакомы с Гретхен Тайглер?

Он бросил на меня грозный взгляд:

– Тема закрыта.

– Так вы знакомы! Что она за человек?

– Очень влиятельный. Тема закрыта, Анна.

– Извините, а где тут туалет? – спросил Фин.

Альберт сказал ему – на втором этаже, через спальню сразу за лестницей. Хотя я знала, что был туалет и за кухней. Мы проводили Фина взглядом и услышали, как он поднялся по лестнице и закрылся в ванной.

– Альберт, вы знаете Гретхен Тайглер?

– Нет, зато вы ее знаете, верно?

– Что…

Он поднял руку, призывая к молчанию, и дождался, чтобы Фин спустил воду. Тогда он наклонился ко мне, вдруг весь побагровев, и прошептал:

– Тебе своих проблем не хватает, Софи Букаран?

24

Спустившись вниз, Фин застал нас в совсем ином настроении. Отнюдь не веселом. Альберт сидел нахмурившись, а я просто оторопела. Альберт сказал ему, что мы решили пройтись по замковой территории и посмотреть, что тут переменилось с моего отъезда. А он пусть подождет нас тут. Мы ненадолго. Он не стал объяснять, почему не позвал с собой Фина.

На улице моросило, а мое дорогое кожаное пальто не было предназначено для прогулок по горам. Альберт одолжил мне из своего гардероба ветровку.

Мы вышли на улицу, а Фин остался на кухне, в замешательстве попивая чай и копаясь в смартфоне. Мы встретились взглядами, и Фин ободряюще вскинул бровь, решив, что я сейчас засыплю Альберта каверзными вопросами про Леона и Дану. Я сдавленно улыбнулась в ответ. Не зная, вернусь я вообще или вижу Фина в последний раз. От этой мысли стало грустно, как ни странно – он ведь был ужасно назойливый.

На улице поднялся ветер. С моря налетали шквалы дождя. Мы пошли напрямик вверх по склону, в потемках, как будто нам куда-то нужно было по делам.

Бесполезно избегать этой темы. Пора объяснить, кто я такая, откуда и почему я в бегах. Долгое молчание тяжело прерывать. Выслушать меня, пожалуй, будет непросто. Вам уже рассказывали эту историю, но только с другой точки зрения и совсем иначе.

Но знаете, как это часто бывает со щекотливыми историями: от рта до уха – целая пропасть. И может, вы вообще ничего не услышите.

25

Если я скажу вам их имена, вы решите, что знаете, кто я. Но нет. И я не стану говорить о той ночи в отеле в районе Сохо. Я не стану называть футболистов по имени. Я не стану говорить, за какой конкретно Лондонский клуб они играли. Все это можете почерпнуть где-нибудь в другом месте.

Я не стану говорить о полученных травмах, внешних и внутренних, или о том, что случилось в суде, что говорили обо мне, моей предыстории, моей маме. Моя мама была замечательной мамой. Она сделала все, что могла. Мои проступки – моих рук дело. Я не стану говорить, что жюри и часа не потратило на рассмотрение девятнадцати пунктов обвинения.

Вначале люди умоляли меня обо всем рассказать. Предлагали деньги. Писали на почту, звонили, стучались в дверь. Душещипательный сюжет. Ваша версия событий. Что произошло на самом деле. У вас есть обязательства перед другими девушками.

Перестать рассказывать об этом не было каким-то тактическим ходом, просто каждый раз, как я рассказывала свою историю, становилось только хуже. Я пришла к выводу, что это какой-то наговор, словесное проклятие, которое я сама на себя навлекла. Но стоило мне перестать, как на меня все накинулись, рассуждали о моих мотивах, о таких «как я» девушках и какие же мы ненормальные. Говорили, что таких надо лишать анонимности, если дело проиграно. Как меня ни называли в интернете.