Обвиняется... сенсация

В самолете, где Макс сидел, уставившись широко открытыми, чтобы случайно не заснуть, глазами в спинку переднего кресла, толку от него было мало. Поначалу Аксель повторял свои вопросы по нескольку раз до тех пор, пока Максу удавалось наконец уловить их смысл. Но даже поняв вопрос, тот отвечал односложно: «да» или «нет». Тогда Дорфмайстер решил использовать стажера вместо дополнительного кресла — разложил на его коленях диктофон, пленку, бумаги, черновики. Вновь улыбнувшись, он осторожно ткнул парня локтем в бок: «Будешь знать, как с француженкой связываться!» Но тот уже не реагировал ни на что.

За окном скоро рассветет, но пока хоть глаз выколи. Солнца еще не видно, а огни реклам и фонари на улицах, разгонявшие ночной сумрак по вечерам, уже потухли.

«Скоро, скоро», — не заметив, что думает вслух, проговорил Аксель. Он не отходил от окна, дожидаясь, когда покажется из-за горизонта первый отблеск зари. С рассветом, с того самого мгновения, когда первый читатель удивленно раскроет прямо у газетного киоска только что купленный «Блик» с фотографией Кроммера во всю обложку и маленькой врезкой с фото самого Дорфи и подписью: «Он вошел и увидел…», с того мига, когда этот читатель сообразит, что недаром журнал нарушил свой десятилетиями установленный порядок и вышел на три дня раньше положенного недельного срока, — именно тогда и придет, грянет, наступит его звездный час.

Да что там час! Настанет новый этап, период, эпоха в жизни Акселя Дорфмайстера. Журналиста Акселя Дорфмайстера. Заведующего отделом политической хроники журнала «Блик» господина Дорфмайстера, а не какого-то там рубахи-парня, своего в доску Дорфи, черт их всех раздери с этой треклятой, надоевшей, навязшей в зубах кличкой! Прозвищем, прилепившимся к нему, как кусок грязи к подошве лакированного ботинка.

Кстати, ботинки нужно будет сменить! Парень, ты больше не репортер, не корреспондент, тебе уж ни к чему обувь, в которой можно бежать стометровку на время. Да разве только ботинки?! Сменить надо будет все, начиная от гардероба и кончая обстановкой в кабинете — его первом служебном кабинете, а не рабочем месте за столом с укрепленным на нем дисплеем в огромном общем зале, где треск, шум и гам мешают сосредоточиться.

Вчера, уже вчера, как только Дорфмайстер приехал в здание редакции на посланной за ним в аэропорт редакционной машине, его попросил зайти шеф. Теперь уже бывший шеф.

— Ну, поздравляю, молодец! — радостно воскликнул он и широко раскинул руки, словно собираясь обнять помятого, пропахшего потом и самолетным кондиционированным воздухом, плохо выбритого Акселя.

— Уехал за сенсацией, увидел сенсацию, сделал сенсацию! — перефразируя выражение древних, продолжал свое приветствие хозяин кабинета. Но Аксель, чуткий как барометр, услышал в его словах нотки фальши. Шеф был чем-то явно озабочен, но пока… — Ты присаживайся, — добавил он, показывая рукою на кресло напротив себя.

Послушная воле прозвеневшего сигнала, кнопку которого под столом нажал главный, позвавший ее в кабинет, в дверях появилась Мари.

— Привет, Дорфи! — обворожительно улыбаясь, как улыбаются только хорошо знакомым и глубоко симпатичным людям, бросила она.

— Нет, нет, маленькая, — как будто заждавшись первой реплики партнера, начал шеф. — На этот раз ты его у меня не уведешь. Сейчас он нужен журналу больше, чем тебе! Да и пока не отоспится — суток эдак двое — толку от него не добиться никому. Даже тебе! — ехидно добавил он.

— Как вы могли подумать такое, шеф? — с хорошо отрепетированным возмущением в голосе, привычно разыгрывая из себя скромницу-недотрогу, залепетала секретарша. — Вы же знаете, я верна только одному мужчине — своему шефу.

— Потому и говорю, что знаю. Да как бы господин Дорфмайстер не стал твоим шефом.

— Что ж! Буду только рада, если он станет моим шефом и на работе…

Акселю было приятно после недолгого отсутствия вновь окунуться в этот мир немного легкомысленных и веселых редакционных отношений, услышать старые сальности шефа, всегда умудрявшегося пройти на грани приличия над пропастью похабщины, перемигнуться с Мари. Мари пробуждала в нем то особое ощущение легкости, беспечности, жизненной удачи, которое у мужчины может вызвать лишь полный, частый, неоспоримый и не потребовавший значительных усилий успех у женщин. Наверняка эта стерва в юбке понимала, как она действует на мужчин. Понимала и при случае пользовалась этим. Пожалуй, и сейчас шеф позвал ее в кабинет с единственной целью — одним ее видом слегка встряхнуть Дорфи, открыть в ошалевшем от усталости и бессонных ночей, замученном репортере «второе дыхание». Но здесь главный просчитался — Акселя не надо было подстегивать. Он прекрасно понимал, что от успеха, от известности и славы его отделяет совсем немного, какой-то шаг. Этот шаг надо было сделать и не «сгореть» с почти готовым, отличным сенсационным материалом в руках, как это произошло с юным и неопытным Максом.