Обвиняется... сенсация

— Мари, утром я распорядился, чтобы в кабинет господина Дорфмайстера, — при этих словах главный многозначительно посмотрел на журналиста, — в кабинет шефа редакции политической хроники к его приезду прибыла рабочая бригада. Машинистки, стенографистки, редакторы, фоторепортеры…

— Они уже ждут там, — быстро откликнулась Мари.

— Хорошо, пусть будут наготове. А сейчас, мой милый коллега… Да, вы свободны. — Это уже Мари. — А сейчас, мой милый коллега… — редактор отдела впервые так обратился к Акселю и никак не мог «увидеть» за этим обращением Дорфмайстера, — я в двух словах обрисую вам обстановку.

Аксель сразу же отметил, что на этот раз редактор обратился к нему на «вы». «Вы» убедило его больше и лучше, чем всякие слова и поздравления, в том, что именно он стал руководителем важнейшего редакционного отдела. А его бывший шеф приветствовал новое назначение. Разумеется, того, кто отныне равен тебе, не станешь покровительственно похлопывать по плечу и ласково величать «Дорфи». Здесь уместнее «вы» и «господин Дорфмайстер». В крайнем случае — «мой милый коллега».

— Давай я лучше буду пока по-прежнему на «ты»?

— Конечно, шеф.

— Я понимаю, — начал редактор свою речь, явно заранее подготовленную, как показалось Акселю, — что материала ты привез вагон. Конечно, кое-какие газеты успели опередить нас с сообщениями о смерти Кроммера. Уже сегодня утром они выскочили с заголовками вроде «Кровавая ванна у «прекрасного озера»» или «Кроммера застрелили! Кто убийца?». Ну и далее в том же духе. Шум они, конечно, подняли.

— Скорее создали нам бесплатную рекламу, — прервал его Аксель. Он никак не мог понять, что беспокоит шефа, и эта неопределенность тревожила его.

— Но ведь любой нормальный немец знает, что «Бильд» хлебом не корми, дай только первой прокричать «караул», — упорно продолжал свою мысль главный. — Из серьезных изданий, я имею в виду журналы, — уточнил он, — только мы располагаем достоверной информацией. И это благодаря тебе, твоей прозорливости, твоей, я бы сказал, заряженности на сенсацию. По телефону я не совсем точно понял, что тебе удалось достать, но, зная тебя, не сомневался в успехе. Так что это — убийство или самоубийство?

Ах, вот в чем собака зарыта! Самоубийство или убийство… Конечно, Дорфи было приятно слушать комплименты шефа, но не настолько. Он сидел напротив главного, глаза его были полуприкрыты, руки опущены на колени, но спать давно уже не хотелось. Он понял, что так тревожит его редактора, понял, что он, Дорфмайстер, уже прочно сидит в седле, потому что на его стороне самый важный фактор. Он обладает информацией и, что еще более важно, может представить себе всю картину в целом. Картину, столь важную и для его бывшего, теперь уже бывшего, шефа, и для тех, кто стоит за его спиной. А в том, что его собеседник лишь одна из мелких фигур в сложной и запутанной игре, Дорфмайстер больше не сомневался. И еще одно понял Аксель в эту минуту — он представляет для кого-то существенную угрозу.

— Нам удалось убедить всех, что именно ты — самая подходящая кандидатура для руководителя «политической хроники», — продолжал главный редактор. — Хотя, признаться честно, никто особенно и не возражал, узнав, что ты везешь снимки покончившего с собой Кроммера!

— И еще кое-что, что будет поинтереснее фотографий! — Теперь Аксель наконец мог насладиться произведенным эффектом. Его обычно веселый шеф судорожным движением руки снял очки и начал их протирать, старательно пытаясь не показать собственного волнения.

— Что же это? — наконец выговорил он.

— Описание убийцы!

— Этого не может быть! Кроммер сам покончил с собой! — вскричал шеф. Словно подброшенный какой-то неведомой силой, он выскочил из кресла и перегнулся через стол, где напротив него удобно расположился Дорфи.

— Может, старик! Все может быть! Да ты ведь и сам знаешь или по крайней мере предполагаешь, что Кроммера кто-то поторопил с отправкой на тот свет. Не могли его не убить, не имели права выпустить живым, иначе бы он… Иначе бы ты не стал так подробно меня инструктировать, передавая нам это дело.

— Постой, Аксель! Не горячись! Черт с ними. Да наплевать нам с тобой на Кроммера, на Шпукера, на всю эту собачью свору, именуемую большой политикой. Но не наплевать же нам на самих себя?! Поверь мне, Аксель. Я не первый год работаю в прессе, не первый год кручу уголовные дела. Начинал я таким же, как и ты сейчас. Да что ты, еще моложе. Как тот желторотый, что поехал с тобой. Ты ничего не сможешь доказать. А если начнешь копать… Поверь, радости тебе это не принесет.

— Я все прекрасно понимаю, — медленно, словно раздумывая, сказал Аксель. («А ведь этот идиот действительно считает, что я начну крутить дело. Боится меня».)

— От этого будет плохо не только мне, — сбиваясь, уже не подыскивая слова и давно отбросив приготовленный заранее вариант разговора, продолжал главный. — Подумай о себе, о своем будущем!