Читаем Обыкновенная любовь полностью

сопернику выпустил кровь?

По указке отца

на вдове королеве женился.

Он теперь и не принц.

Он теперь настоящий король.

Вон стоит красавец хмурый,

чёрной бровью шевеля.

Пойте-пойте, трубадуры,

ставьте-славьте короля!

Ну а старшая? Может, хоть ей

повезло по сюжету?

Четверых претендентов

отвергла весьма неумно

и упрямо несла на плечах

непосильную жертву,

проклиная любовь,

и его, и себя заодно.

Старой девой, старой дурой

Помереть её удел…

Пойте-пойте, трубадуры,

Славьте верных старых дев!

Вы молчите, постылые жизни

хоть как-то устроив,

из гордыни, тщеславья ли, страха

свернувши с пути.

Вот и всё. Вот и предали юные клятвы.

Все трое.

Белокрылую птицу – любовь

загубили в клети.

Всё как в жизни, всё с натуры,

правда в профиль и анфас.

Помолчите, трубадуры.

Эта песня не для вас.

Елена Яворская

«А любовь – это…»

А любовь – это

китайские палочки.

Попытка двоих

ухватить, удержать счастье,

белое, нежное…

Жаль, оно рассыпается.

Видно, долго варилось.

Видно, долго томилось

в бездонном чане судеб.

А если и ухватили —

оно достаётся лакомке,

что радостно ест угощение

из кованой чаши истории,

из глиняной миски сплетен.

Три листка из тетради

Листки из одной тетради —

братья?

На одном —

старательно, словно в прописи

(Димка, мы не торопимся?):

«Мама, иду гулять я

с Димой. Сперва в гастроном,

а после на дачу. Пока!»

На обороте —

начало стишка,

будто бы о природе,

по правде – о ней, о любви. Самой-самой!

Мама

улыбается строчкам,

как друзьям дорогим.

Сама ведь была до шестнадцати – мамина дочка,

такой же вот солнечный лучик.

И тоже писала стихи

о нежной любви неразлучной,

о доброй, о светлой любви – не о страсти…

А дождь за окном так и хлещет, и косит

девственно белые астры.

Осень первой любви. Счастливая дочкина осень.

Листки из одной тетради —

братья?

На другом —

поспешно, в одну строку

(Димка, уже бегу!

Ну что же такое – полдня всё бегом да бегом!):

«Мам, я уехала к Димкиной тёте,

ну, к тёте Наде…»

И – чётко:

«С ночёвкой».

На обороте —

смета домашних расходов

(«Кофе, консервы, рогалики, сода…),

узорчик по краю – что сети паучьи…

Предчувствия – вздор!

Морозный узор

на окне. За окном – алмазная снежная крошка и лёд

глянцево-чёрный, черней, чем графит.

А жизнь кого-то научит,

кого-то – сразу в расход.

Мать по привычке не спит.

Листки из одной тетради —

братья?

На третьем —

всего полстроки

(теперь – беги-не беги…):

«Мама, прошу никого не винить. И – прости».

Полдень почти.

Пальцы бумагу мнут.

И до смерти —

двенадцать минут.

Буквы жмутся друг к другу, дрожат.

Осталось чуть-чуть —

по лестнице вверх и – в полдень майский шагнуть

с двенадцатого этажа.

* * *

Лихой джигит на «жигулёнке»,

забытый где-то в девяностом…

Глядела на него Алёнка —

так астроном глядит на звёзды.

А под окошком стыли астры,

давно болея межсезоньем.

Он укатил. Навеки. Баста.

А ты всю ночь листала сонник.

И неувиденными снами

по стенам рассыпались блики.

И ветры под окном стенали

о том, кто мнил себя великим.

А кем же был? Звездою ранней?

Игрой-забавой – чет и нечет?..

Алёнка пестует герани

и всем твердит, что время лечит.

Невезучая

В одежде – весенние гаммы,

А мысли осенние, серые.

Ты смотришь четвертую серию

Житейской своей мелодрамы.

Бывает, скучаешь на лекции,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия