Читаем Обыкновенная любовь полностью

А день за окошком – весенний.

И там, за окном, – ретроспекции

Просмотренных ранее серий…

…За мамой ты бегаешь хвостиком,

Дворняжек ты потчуешь кашей.

Тайком наблюдаешь за Костиком —

И даже словечка не скажешь.

Но тоже играешь в солдатики

И знаешь военные марши…

…А Костик подружится с Катенькой.

Ты станешь умнее и старше.

Сентябрьское утро хорошее —

Вот лучик скользит по тетрадке.

Сидишь ты за партой с Алёшенькой,

Глядишь на соседа украдкой.

В порядке заданье домашнее —

Он списывать ловко умеет…

…Алёша подружится с Дашенькой.

Ты станешь взрослей и умнее.

Всплакнёшь. И подружишься с Толиком.

Открытки, свидания в парке,

Признанья в кафешке за столиком…

А женится Толик на Ларке.

В одежде – весенние гаммы,

А мысли осенние, серые.

Ты смотришь четвертую серию

Житейской своей мелодрамы.

Портрет одиночества

А верилось, что путь прямой и гладкий!

Но снова из трамвая – прямо в грязь.

Начальник смотрит сладко. Шоколадки —

Да запросто, не прячась, не чинясь.

Быть мог июнь поярче и пожарче,

В цветении надежд, в сиянье гроз…

В отделе мужички хот-доги харчат,

И сизый дым от скверных папирос.

А если бы хватило бы отваги,

Умчалась бы куда глаза глядят…

Звонки, и совещанья, и бумаги…

Коловращенье, канцелярский ад!

А дома… ну а что такое «дома»?

(Гордиться бы, что есть и кол, и двор!):

Бабусина стряпня, звонки знакомых,

С подругой бесконечный разговор…

О ком же? О Ванюше, ясном солнце,

Скорей бы он из армии пришёл!..

Да только зря. Она ведь не дождётся,

Настойчив некто по прозванью Фрол.

А младшая сестра на дискотеке —

С дружком, с пивком. Не выучен урок…

…И хочется сквозь сомкнутые веки

Вдруг увидать, что сверху смотрит Бог.

Материнское

А беда-то сама накличется,

Что слова ей? – всё трын-трава!

Ты тихоня была, отличница,

А теперь – сорвиголова.

Что-то счастье твоё артачится,

Не идёт…

Он живет сам-два.

Он женат.

А ты – неудачница,

Ты – соломенная вдова.

Но, как прежде, мечтаешь-мечешься,

Всё мудришь ты – а в том ли смысл?

Ах, солдатик ты мой, разведчица,

Ты возьмись-ка за ум, возьмись!

Ты прикинься простой, не гордою.

Эх, начало – беда лиха!..

У стола, усталая, сгорбилась,

Топишь горе свое в стихах.

Топишь горе – и улыбаешься:

Нет, беда не пришла пока.

Засыпает сын, баю-баюшки…

…Ты зовёшь его – сын полка.

Ракушечное

Снова образы чужие и чуждые

обретаются в моей голове.

Жизнь-житуха депрессивная, скучная!

Повседневность распласталась ракушкою,

между створок отыскать бы жемчужину

(жадность чавкает: «А лучше бы – две!»).

Платье белое с утра отутюжено.

Вот и гость мой – импозантный брюнет.

Гость? А может, мой единственный, суженый?..

Скатерть новая – жемчужное кружево.

Вот и вина – золотистые, южные.

Вот и сладости. И – целая дюжина

Перламутровых ракушек.

Но – нет

ни одной, ну ни единой жемчужины!

Ну хоть смейся, хоть ругайся, хоть ной,

Нет жемчужины, увы, ни одной.

Стук ракушек по столу костяной.

За окном – осенний дождь проливной.

Одиноко допиваю вино…

Фантазия

Лира, любовь – сладкозвучное «эль».

Где же ты, мой своенравный,

Где ты, мой светлый, отважный мой эльф?

Стал ты отчаянным фавном…

Фраза, финал – отчужденное «эф».

В цепких объятиях фавна

Жду я – вернётся отважный мой эльф

Светлый, святой, богоравный…

Современница

Безмолвный час, больной сезон,

Сквозит эпоха.

В руках – мобильный телефон

И томик Блока.

Небес линялые шелка,

Вуаль пороши.

Ты каждый вечер ждёшь звонка

Из жизни прошлой.

Сквозь времена и времена

Метёт поземка.

А ты по-прежнему одна,

О, Незнакомка.

И не очнётся старый сквер

От летаргии.

Воздев знамёна чуждых вер,

Грядут другие.

И позади, и впереди —

Чужие встречи.

Повремени, не уходи,

Безмолвный вечер!

…А помнишь, как тебя весна

Околдовала?..

Но солнца блик тусклей вина

На дне бокала.

Сильная женщина

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия