Читаем Обыкновенная любовь полностью

Он баловень славы. Он гений, он светоч,

Он мастер, он принял присягу на вечность,

А ты пронесёшь на усталых плечах

И сплетни, и быт, и семейный очаг,

А он приласкает тебя ненароком,

А он и не знает, что счастье под боком,

Не в книжных мирах, не в стихах, не в веках —

В твоих – оградивших свободу – руках.

Он храм возводил. Ты стояла у входа —

Как хрупкая статуя в гуще народа…

И ты поняла, как безжалостен гений,

Как солнце умеет отбрасывать тени,

И ты в многоцветье героев и тем

Сама превратилась в унылую тень…

Устала… Считаться нелепой обузой,

Стоять у плиты, конкурировать с музой

И в созданных мастером образах женских

Искать безуспешно свое отраженье:

Чужие привычки, чужие тела,

Но где ты сама?.. растворилась, ушла…

А он… осторожно обнимет за плечи…

Растопчет. Помилует. Увековечит.

Ни дети, ни время твой брак не излечат…

Конечно, он гений… а гению легче…

Был вечер. Лениво катился прибой,

И пахло нагретой душистой травой,

И блики на стенах мерцали медово,

И ласточки резво кружили над домом,

Смеркалось… и ты, позабыв про дела,

Смотрела на них – и чего-то ждала…

То, что он хотел сказать

Ты как живая вода:

живительная и – бесцветная…

вспомни хоть иногда:

ты тоже Евина дщерь!

Снова незаменимая, незаметная,

снова не примадонна, а книжный червь.

Веришь, не знал я,

что будет обидно до чёртиков!

Тише, родная,

послушай и не язви,

хватит себя изводить и себя вычёркивать

из поклоненья, радости и любви…

Хватит глухого, неженского отречения,

тут не кокетство —

аскетство,

и хватит жить взаперти…

Хочешь немного вычурную, вечернюю

глупую тряпочку модного назначения,

ну для меня, хотя бы как исключение,

губы поярче, волосы распусти —

локонами, каскадами, водопадами!

Ну погляди – чтобы солнце из-под ресниц!

Надо не скрадывать, надо пленять и радовать,

чтобы до слёз тянуло тебя разгадывать,

чтобы и честь, и душу свою прозакладывать,

чтобы и старцы, и юноши пали ниц…

Ты не по-женски логична,

проста, как истина,

Всё – на отлично,

кладезь мудрых речей.

В чёрном – не траурном, не элегантно-изысканном —

строгом и скромном. Прячешься – но зачем?!

Ты не меняешься. Даже стихи не стареют.

Заворожённо иду к твоему алтарю.

Может, когда-нибудь я тебя отогрею.

Может, когда-нибудь отгорюю

и отгорю.

Картина

Перейти на страницу:

Похожие книги

Горний путь
Горний путь

По воле судьбы «Горний путь» привлек к себе гораздо меньше внимания, чем многострадальная «Гроздь». Среди тех, кто откликнулся на выход книги, была ученица Николая Гумилева Вера Лурье и Юлий Айхенвальд, посвятивший рецензию сразу двум сиринским сборникам (из которых предпочтение отдал «Горнему пути»). И Лурье, и Айхенвальд оказались более милосердными к начинающему поэту, нежели предыдущие рецензенты. Отмечая недостатки поэтической манеры В. Сирина, они выражали уверенность в его дальнейшем развитии и творческом росте: «Стихи Сирина не столько дают уже, сколько обещают. Теперь они как-то обросли словами — подчас лишними и тяжелыми словами; но как скульптор только и делает, что в глыбе мрамора отсекает лишнее, так этот же процесс обязателен и для ваятеля слов. Думается, что такая дорога предстоит и Сирину и что, работая над собой, он достигнет ценных творческих результатов и над его поэтическими длиннотами верх возьмет уже и ныне доступный ему поэтический лаконизм, желанная художническая скупость» (Айхенвальд Ю. // Руль. 1923. 28 января. С. 13).Н. Мельников. «Классик без ретуши».

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Поэзия / Поэзия / Стихи и поэзия