Джейкоб не останавливался. Свечи в зале гасли одна за другой, оставляя после себя лишь дым. Он казался предвестником надвигающейся кромешной тьмы. При взгляде на него Комако вдруг снова будто оказалась на извилистых, вымощенных досками улочках Токио, когда ее сестренка Тэси молчаливо раскачивалась под дождем, а Джейкоб взирал на нее с гневным страхом, недалеким от любви.
– Джейкоб! – воскликнула Комако. – Ты не хочешь этого, я знаю, что не хочешь!
Услышав ее голос, он остановился, скользнул взглядом к Оскару, затем к Лимениону и перевел глаза обратно на нее.
– Комако? – отозвался он.
В его голосе слышалась усталость, и она едва не разбила ей сердце. Дым и пыль медленно рассеивались. Глаза его казались стеклянными.
– Прошу тебя, отойди. Не мешай мне. Я здесь не для того, чтобы причинить кому-то из вас вред. Я пришел за Бергастом.
– Ты убил стариков. На поле. Я видела, как ты…
– Я не хотел. Я предупреждал их. Они не послушали меня. У Элис Куик есть кое-что, что мне нужно.
На его лице плясали слабые отблески пожара.
– Ты ведь ничего об этом не знаешь, верно?
– Не слушай его, Ко. Он врет, – прошептал Оскар.
Но Ко не была настолько уверена:
– Почему ты пришел за доктором Бергастом?
Джейкоб раскинул руки. Под кожей у него проступала тьма. Глаза его тонули в тени низко надвинутой шляпы.
– Чтобы убить его, – тихо ответил он. – А кейрасс поможет мне в этом. А потом…
– Что потом?
– Я убью другра. И вы все будете в безопасности.
– Но зачем ты это делаешь?
– Потому что они злые. Оба.
В его глазах зажглись крохотные искорки. В горле у Комако встал комок. Ей приходилось заставлять себя смотреть прямо на него, не отводя глаз.
– Но и ты тоже, Джейкоб. Ты тоже стал таким. Ты убиваешь. И новое убийство ничего не изменит.
Все это время она осторожно приближалась к нему, выжидая. В темноте вдоль стены одновременно с ней крался Лименион. Она находилась футах в десяти от Джейкоба, когда увидела, что из кармана его жилета торчит та самая вещица на цепочке. Ключ.
Он был выше нее, свирепее, но в его движениях чувствовалась некоторая странная скованность и неловкость. Он прихрамывал на одну ногу, лицо его покрывали незажившие шрамы. Комако позволила знакомому холоду пронзить запястья, по рукам ее волнами разошлась боль, и она призвала живую пыль, позволила ей войти в нее, наполняя и наполняя ее глубокой пустотой, – и все это лишь в одно мгновение. Девочка с удовлетворением подумала, что Джейкоб не догадывается о ее силе, о том, что она многому обучилась, стала быстрой и ловкой. Она направила к нему тонкую, но сильную ленту пыли, стремительную, как кнут; с ее помощью она зацепила ключ за головку, вырвала его из кармана злодея и направила прямо в свою раскрытую ладонь.
Он даже не пошевелился.
Только вздохнул, как будто заранее предвидел это; он приподнял шляпу, и, увидев в его глазах смертельную усталость от многолетней жестокости, Комако поняла, что не сможет противостоять ему.
У нее даже не было времени попытаться. В мгновение ока девочку со всех сторон охватили ленты пыли, обвивая ее лодыжки, колени, прижимая локти к бокам. Вытянув шею, она попыталась что-то сказать, но не смогла, пыль Джейкоба сдавила ей горло.
Он медленно подошел к ней.
Вдруг из темноты на него с силой товарного поезда бросился Лименион. Сбитый с ног Джейкоб отлетел назад, а затем на него обрушился такой поток ударов мощных кулаков великана, что пол задрожал, а с потолка посыпалась штукатурка. Джейкоб по бедра погрузился в трещину между половицами. Все это произошло настолько быстро, что Комако увидела лишь то, как мимо яростно промелькнули какие-то пятна. Казалось, что Джейкоб вот-вот полностью провалится сквозь пол, но в последний момент кулаку Лимениона что-то помешало, и он остановился в воздухе. Затем могучий великан из плоти попятился, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, как будто внезапно растерялся, как будто ему со всех сторон мешало что-то невидимое.
– Лименион! – закричал Оскар. – Лименион!
Великан из плоти бил по воздуху, пытаясь прогнать от себя клубящуюся, словно туча разъяренных пчел, пыль. Она быстро сгустилась, скрыв Лимениона из глаз. Оскар продолжал что-то кричать. А потом Джейкоб поднял руки, сжал их в кулаки, тьма, окружавшая Лимениона, тоже сжалась – и великан разорвался фонтаном зловонной плоти, которая забрызгала весь пол, стены и потолок, оставив после себя лишь пятна и ошметки.
В ушах у Комако гудело. Она не могла пошевелиться. Девочка продолжала сжимать в кулаке ключ, но веревки из пыли и дыма были ей неподвластны.
– Ну а что Бертольт? – спросила она в отчаянии. – Думаешь, он хотел бы этого, Джейкоб?
– Возможно, – прошептал тот.
Он как будто решился на что-то; его лицо ужесточилось.
– Я любила тебя как брата! – крикнула Комако. – Прошу тебя, остановись!
Джейкоб поднял руку, втягивая в нее клубящуюся пыль, ужасающую, но прекрасную.
– Я знаю, – печально прошептал он.