Арендовать комнату оказалось не так уж и просто. Навстречу им проковылял управлявший этим заведением старик с масляной лампой в одной руке и тяжелой связкой ключей в другой. Его сальные волосы свисали до самого воротника. На локтях рубашки виднелись заплатки.
– А где же ваш муж? – спросил он с подозрением.
Прежде чем ответить, Элис аккуратно вытерла о ковер подошвы башмаков, запачканные зеленоватой жижей, стекавшей на улицы с соседнего свечного заводика, и посмотрела старику прямо в глаза:
– Умер.
Тот хмыкнул и окинул взглядом Марлоу.
– Ваш мальчишка? У меня тут приличное заведение. Никаких посетителей принимать не разрешается.
Поняв намек, Элис нахмурилась. Она могла бы переломать его нос в шести местах – он бы не успел и глазом моргнуть, – но сейчас ей было не до дерзостей.
– Так вы берете деньги или нет? – спокойно спросила она. – Нам на три ночи.
– Оплата целиком и вперед.
Спорить она не стала, и он взмахом руки показал, куда им идти.
Старик провел их в однокомнатный номер, отдернул занавески, откинул поеденные молью одеяла и открыл дверь платяного шкафа, чтобы зеркало на двери отражало дневной свет, после чего вышел, оставив их одних. Стены были настолько тонкие, что было прекрасно слышно, как он нетвердой походкой ковыляет по коридору, спускается по лестнице, пересекает холл и возвращается на первый этаж.
Элис с Марлоу переглянулись.
– Для мышей это был бы настоящий дворец, – сказала она.
Мальчик улыбнулся.
Им многое предстояло сделать. Следующие несколько дней они устало толкались в очередях, заполняли бумаги для таможенных служб или подыскивали извозчика, чтобы тот подъехал к постоялому двору и перевез их скромный багаж. На пристани всегда было многолюдно; подъемные краны с толстыми канатами переносили с берега на баржи огромные ящики, полицейские мрачно сновали среди рабочих и семей, только что прибывших со Стейтен-Айленда, – прижавшихся друг к другу, несчастных, настороженных. Плохое предчувствие у Элис внутри разрасталось. Время от времени она заглядывала в какую-нибудь подворотню или останавливалась у витрин бакалейных лавок, чтобы оглядеться, но никто за ними не следил.
В их последнюю ночь в Нью-Йорке она не спала, а просто лежала рядом с Марлоу, прислушиваясь к его дыханию и разглядывая темный потолок. Через несколько часов они поднимутся по трапу, найдут свою каюту, пароход выйдет из гавани и поплывет прочь. Колокола моряцкой церкви в нескольких улицах от них пробили полночь. На потолке виднелось желтоватое пятно – должно быть, много лет назад в этом месте собралась вода. Увидев его, Элис вспомнила родимое пятно на лице миссис Харрогейт. Вскоре она снова увидит его.
В этот момент ее пронзило странное ощущение. Скорее всего, это походило на резкое снижение температуры, будто на солнце наползла тень. Элис нахмурилась, повернулась лицом в подушку и притихла. А потом услышала звук. Тихий скрип в коридоре, как будто кто-то специально старался не шуметь. Элис встала с кровати, натянула брюки, рубашку, сапоги. Замерла и прислушалась. Шарканье на лестнице медленно приближалось к третьему этажу, их этажу.
Элис начала тихо, но проворно запихивать в дорожные чемоданы их немногочисленные вещи, включая одежду Марлоу и маленькое дорожное зеркальце, которое всегда носила с собой. Заполнив их, она захлопнула крышки и застегнула ремни. Потом подошла к окну и открыла его, чувствуя, как холод ночи пробуждает в ней гнев. Наконец она достала свой кольт «Миротворец», взвела курок и, медленно вращая смазанный маслом барабан, один за другим вставила в него патроны.
– Марлоу, – прошептала она и потрясла мальчика.
Тот тревожно открыл глаза. Элис прижала палец к губам и кивнула на дверь.
Было абсолютно тихо. Неправдоподобно тихо. Не было слышно ни храпа, ни кашля, ни тихого бормотания других жильцов. Именно эта тишина и насторожила Элис. Марлоу уже неловко надевал свои башмачки и натягивал пальто. Элис подошла к двери, приложила к ней ухо, и тут они оба услышали шум. Шаги – четкие, спокойные, неторопливые. Кто-то шел прямо к их номеру. Элис прижала ладонь к двери, отступила от нее на расстояние вытянутой руки и, держа револьвер на уровне груди, направила его прямо на дверь. Шаги стихли.
Никакого движения. Ни звука.
Потом кто-то – по всей вероятности, мужчина – прочистил горло. По спине у Элис пробежал холодок страха и тревоги.
Она быстро моргнула, чтобы получше видеть, и разглядела, как через щель под дверью, постепенно рассеиваясь, просачивается черный дым. Потом он заструился через щели со всех четырех сторон двери, становясь плотнее и темнее. Дверь тихонько заскрипела, и кто-то попытался открыть ее с другой стороны. Элис сковал ледяной ужас.
Схватив Марлоу за руку, она потащила его к открытому окну.
– Быстрее, ради всего святого, – прошипела Элис. – Быстрее!