Обыкновенные монстры

Из-за тусклого, обычного для Лондона дневного освещения Элис не заметила Чарли Овида, спокойно наблюдавшего за ней, и разглядела его, только когда Марлоу отпустил ее руку, после чего подошел к другому мальчику и сел рядом с ним, болтая одной ногой и застенчиво поглядывая по сторонам.

– Привет, Чарли, – сказала она, снимая шляпу. – Рада видеть тебя здесь.

Тот слегка кивнул.

– Мистер Овид несколько утомлен, – мягко произнесла миссис Харрогейт, вставая между ними. – Как, должно быть, и вы. Я ожидала, что вы прибудете раньше, мисс Куик.

– Задержались в пути, – пожала плечами Элис.

– Хм. Похоже, так и есть.

Когда рабочие ушли, миссис Харрогейт сняла вуаль, присела перед Марлоу, взяла его за подбородок и повертела голову мальчика из стороны в сторону.

– Марлоу, дитя, мы давно тебя ищем, – прошептала она. – Меня зовут миссис Харрогейт. Моя работа – позаботиться о том, чтобы ты благополучно вернулся туда, где тебе и место.

От внимания Элис не укрылась напряженность миссис Харрогейт, которая попросила Марлоу расстегнуть подтяжки, поднять рубашку и показать родимое пятно. Встав во весь рост, женщина переплела пальцы и уставилась на живот мальчика. Элис неуверенно нахмурилась. Ей поручили только найти и сопроводить ребенка, но теперь ей стало не по себе оттого, что миссис Харрогейт разглядывает его, точно лошадь перед покупкой.

Однако потом хозяйка дома отвернулась, словно внезапно потеряв интерес, и холодным беспристрастным тоном спросила, не голодны ли они и не устали ли, а затем через всю гостиную повела Элис к накрытому у окна столу. Каждый ее жест выглядел обычно или почти обычно – по крайней мере, не зловеще и не расчетливо, – так что Элис понемногу расслабилась. Она отказалась от чая, сняла шляпу, провела ладонью по волосам, повертела головой, разминая шею и плечи, и наконец начала рассказ о ночном нападении в Нью-Йорке, о пожаре в цирке, о даре сияния Марлоу и о своем исцеленном колене.

Слушая ее, миссис Харрогейт сначала слегка дергала веками, а потом пристально посмотрела на мальчика, словно кошка на птичку, и Элис ощутила прежнюю тревогу.

– Его зовут Джейкоб, – сказала миссис Харрогейт, помешивая ложечкой чай и не отрывая взгляда от мальчика. – Джейкоб Марбер. Он не… не такой, как мы.

– Да что вы говорите, – съязвила Элис.

– Мы с мистером Коултоном были весьма встревожены тем, что этот человек не пришел за мистером Овидом.

Миссис Харрогейт резко выдохнула, раздувая ноздри, словно сдерживая гнев.

– Я хочу, чтобы вы знали, что задачей мистера Коултона было предотвратить как раз то, что с вами произошло. Именно поэтому мы и пользуемся его услугами. Мне очень жаль, мисс Куик. Вы не должны были столкнуться с Джейкобом Марбером. Приношу свои извинения.

Элис, которая была уже готова выразить свое гневное возмущение, накопившееся в течение всего путешествия до Лондона по воде и суше, от такого извинения внезапно смутилась и потянулась за чашкой чая, от которой прежде отказалась.

После того как она доставила очередного ребенка, ей, как всегда, заплатили наличными – в кошельке на столике у стены лежало двадцать бумажных купюр.

Миссис Харрогейт дала Элис понять, что в ее услугах всё еще нуждаются. Когда она уже надевала шляпу, к ней подошел Марлоу, потянул ее к себе и прошептал на ухо:

– Не оставляй меня. Пожалуйста.

Она посмотрела на его маленькое лицо, в его большие доверчивые глаза.

– Я скоро вернусь, – солгала она.

И вышла в туман, ненавидя себя, свою работу, миссис Харрогейт и Коултона, где бы он ни был. Наняв экипаж, она доехала до своего дома в Дептфорде, где прошлась по комнатам, пытаясь определить, побывал ли в нем кто-то в ее отсутствие, но все было так, как она оставила: дом выглядел тусклым и обшарпанным, добавился лишь тонкий слой копоти, проникавшей внутрь из неплотно закрывавшихся окон. Спустившись, она заплатила хозяйке еще на несколько месяцев вперед, а затем вернулась к себе. Открыв платяной шкаф, она переоделась в одну из двух чистых рубашек и надела новую шляпу, но затем сняла ее и надела старую дорожную. Посмотревшись в мутное зеркало, она критическим взглядом изучила свой плащ из промасленной ткани, выцветший и потрескавшийся по швам. Потом достала коробку с патронами для своего кольта и набила ими карманы. Она подумала о том, чтобы остаться на ночь: в квартире царила тишина, просто заправленная кровать казалась заманчиво мягкой. Элис подумала о Марлоу.

– Черт подери, – прошептала она.

Когда она вернулась на Николь-стрит-Уэст, был уже вечер.

– Я знал, что ты приедешь, – сказал Марлоу, когда она вошла в теплую гостиную, но глаза его говорили о том, что он в этом сомневался. Мальчик уже как следует подкрепился, вымылся и переоделся в слишком длинный для него фланелевый спальный халат. До этого они с Чарли Овидом сидели на толстом персидском ковре у отремонтированного окна – может, беседуя, а может, и просто молча, – но в любом случае, когда она вошла, Чарли встал и поднялся по лестнице, не сказав ни слова.

– Я же говорила, что вернусь, – устало улыбнулась она и указала на то место, где сидел Чарли. – Как он?