Обжалованию не подлежит

Нет, Тимур, пожалуй, мало изменился с тех пор, как надел офицерскую форму. Сколько по-настоящему интересных и запутанных дел было у него позади, сколько раз вступал в неравные схватки с преступниками, а не появилось у него еще того самолюбования, что ли, которое нередко можно увидеть у молодых криминалистов. Критически относился он к каждой своей удаче и все еще называл себя «учеником».

— Здорово написала. Правда, не совсем точно. Прозоров более сдержан, более опытен. У него отличная хватка.

— Ты скажи ей.

— Скажу... Собственно, почему я заговорил о ней? Она в первое время писала такие же вот заметки, как эта, — Азимов кивнул на информацию Олениной.

Джаббаров сел за стол.

— Не сразу Москва строилась.

— Очевидно, не сразу. Ничего сразу не строится. Все требует немалых сил и терпения. Я вот никак не научусь по-настоящему работать... Ладно, пошел. Встретимся во вторник. Привет Кариме.

— Спасибо.

Азимов поднялся, помедлил, словно не хотел уходить, потянулся к «Вечерке».

— Ты не возражаешь, если я возьму ее?

— Бери, — разрешил Джаббаров.

— Не думай, что я хочу вырезать из нее информацию Олениной. Зачем мне эта восторженная болтовня? Мне нужна статья Бобровой. Отнесу ее матери Прозорова. Старушка век благодарить будет... Ты почему улыбаешься?

— Так.

Азимов вышел.

Джаббаров потушил сигарету, воткнул в пепельницу и снова улыбнулся, подумав все-таки, что газета понадобилась Тимуру не только для матери Прозорова, но и потому, что в ней опубликована информация Олениной. Чего греха таить, человек любит, когда его хвалят, особенно в печати. Тимур, пожалуй, не исключение.

10

Соломин с надеждой взглянул на работников уголовного розыска. Наконец-то он почувствовал облегчение. Страх, мучивший его в последние дни, исчез.

— Вы ничего больше не желаете добавить?

— Нет.

— Когда должны передать деньги?

— Завтра. В полдень.

— Где?

— Встретимся у Госпитального рынка. Может быть, они и деньги здесь возьмут?

— Может быть.

Джаббаров перевел взгляд сначала на Азимова, потом на Прозорова, сидевших в стороне, пододвинул к себе настольный календарь, записал размашисто: «Госпит. рынок. Соломин. Полдень. Аф-сты».

Азимов подтолкнул Прозорова:

— Пришел. Молодец.

— Твоя работа? — спросил Прозоров.

— Что ты!

— Не скромничай.

— Я ни при чем, Илья Кириллович, ну что ты! Он сам. Честное слово. Ты погляди, какой у него вид, — кивнул Азимов на Соломина.

— Обыкновенный, — заметил Прозоров.

— Нет. Ты погляди лучше, — попросил Азимов.

Если уж быть откровенным, то, конечно, он тоже сделал все, чтобы Соломин пришел в уголовный розыск. Правда, ему не пришлось лично беседовать с Соломиным. По-видимому, это сделала за него Софа. Это она убедила отца прийти в уголовный розыск. Вообще, у нее голова на плечах. Ну и девушка!

Азимов улыбнулся и незаметно взглянул на Соломина. Он, судя по всему, еще не пришел в себя после того, что с ним произошло, однако держался хорошо.

Джаббаров задал очередной вопрос:

— Что вы скажете о Григории Рыжевском?

— Ничего плохого, — пожал плечами Соломин. — Он довольно часто бывал у нас. Приходил, как правило, вечером. Приносил подарки — то мне, то жене, то Софочке. У него, знаете, недурной вкус на красивые безделушки... Хорошо играет в шахматы.

— Вы играли с ним?

— Да.

— Он проигрывал?

— Чаще я.

— Вы хорошо играете?

— Не знаю.

— Вы что-то скрываете?

— Понимаете: порой мне казалось, что он специально проигрывает партию, — снова пожал плечами Соломин. — Жалеет мою старость, что ли... Не знаю.

— Сколько вам лет?

— Пятьдесят пять.

— Рано говорить о старости... Он моложе?

— Ему тридцать четыре года. Впрочем, может, и больше. Я не заглядывал в паспорт.

— Напрасно... Что еще интересует его?

— Не знаю.

Джаббаров кивнул:

— Что вас связывает с ним?

— Тоже не знаю. Может быть, шахматы? Может быть, привычка? Хотя мы встречаемся недавно. Месяца полтора.

— Как вы познакомились?

Соломин задумался.

— Это довольно неприглядная история. Мне бы не хотелось возвращаться к ней.

— Вы пришли в милицию, — напомнил Джаббаров.

— Простите... Было воскресенье. Я отправился на рынок по поручению жены со списком, что купить и сколько. Увидел пивную, решил заглянуть. Накануне был на именинах у сестры, немного перебрал, болела голова.

— Дальше.

— В пивной мы и познакомились. Рыжевский подсел ко мне. Мы разговорились. Я редко пью, так, от случая к случаю, ту́т же со мной какая-то оказия приключилась — снова перепил.

— На вас повлиял Рыжевский?

— Возможно.

— Потом?

— Потом... Я сказал ему, где работаю, дал свой телефон и адрес. Через несколько дней, возвратившись после работы, увидел его дома.

— Обрадовались?

— Поставьте себя на мое место... Мы познакомились в пивной. Это заведение неприглядное. Заводить знакомство таким путем — верх глупости.

— Ясно, — усмехнулся Джаббаров. — О чем вы говорили?

— Почти ни о чем. Играли в шахматы. В другие вечера, признаться, тоже больше играли в шахматы. Говорили мало, о разных пустяках. Иногда о моей работе. Он убеждал меня, что мне по плечу более ответственный пост.

— Это вам льстило?

— Вообще-то — да. Не улыбайтесь, — попросил Соломин. — Мы все в какой-то мере тщеславны.