Очаг

Прощай, Хиросима! Склоняюсь в почтенье
У всепретерпевших развалин твоих!
Твоих мертвецов не стираются тени,
Как боль не уходит из глаз у живых!

Прощай, о японочка! Ты с пьедестала

Вослед за журавликом рвешься в полет.

Здесь, в городе скорби, понятно мне стало:

Есть общий, единый язык у сирот.

И нынче — я чувствую это заране —

Страдания голос пойму я везде:
Детеныш ли вскрикнет подстреленной лани,
Птенцы ли без мамы заплачут в гнезде.

Ты это познанье мне в душу вдохнула,

Моя Хиросима!..
Вхожу в самолет.
С ущельем, ведущим к родному аулу,
Сегодня до странности схож этот вход.

И вот заблестела внизу Фудзияма,

Синея, клокочет Индийский внизу.
И мне почему-то все кажется, мама,
Что прах твой я здесь, в самолете, везу...

Как будто бы шерсти свалявшейся клочья,

За круглым оконцем плывут облака,
В прорывах меж ними — я вижу воочью —
Простерлась ко мне океана рука.

О чем, океан, ты шумишь и рокочешь?..

Печалью ты нынче, как я, обуян...
Наверно, ты боль остудить мою хочешь?..
Спасибо, спасибо тебе, океан!

Громады лесов мне видны сквозь просветы,

Манит меня издали сумрак лесной...
Должно быть, деревья — мне верится в это! —
Стенают и плачут о маме со мной.

Летим... Показались внизу Филиппины

И тотчас исчезли за тенью крыла.
И знойная Индия нежно, как сына,
Немедля в объятья меня приняла...

Что значат теперь для людей расстоянья?!

Лишь лайнер английский сменили на «Ту»,
Как тут же Москва замерцала огнями,
Снижает воздушный корабль высоту...

Москва!.. О, с каким ликованьем, бывало,

Я к ней приближался — к Москве дорогой!
А нынче?.. В отъезде я пробыл так мало,
Но все по-другому. И сам я — другой.

Друзья меня встретили. Рад и не рад я.

Как будто я сам от себя в стороне.
Иль солнце померкло, друзья мои, братья,
Что так бесприютно, так холодно мне?!

...И вновь я — в полете. Нагорья, отроги

Внизу показались. И я не пойму,
Что в них изменилось за краткие сроки,
Уменьшились в росте они почему?

Сдавило их что-то... Нет, это не снится!

Неделю назад были так высоки!
Мне душно!.. О, как одолеть мне границу
Мучительной этой, гнетущей тоски?!

Лепечут чуть слышно каспийские волны:

— Ушла, не дождавшись сынка своего...—
Родные встречают печально, безмолвно...
Меж ними кого-то ищу я... Кого?..

Я — дома. Но выглядит все по-иному —

И здесь, и в родной моей Махачкале...
— Родные, ведите к могиле, не к дому!
К последнему месту ее на земле!