Читаем Очаг полностью

После рассказа этой женщины воцарилась тишина. Да и после уже мало кому хотелось общаться, женщины просто перекидывались парой-тройкой ничего не значащих фраз. Выпив последнюю пиалу заваренного специально для неё чая, Джемал мама поблагодарила хозяйку, сказав, что от этого напитка у неё отступила затяжная головная боль, и стала собираться. Хозяйке дома на прощание сказала:

– Остальное, гелин, думаю, доделаете вы сами!

– Бабушка, я же обед готовлю, – хозяйка дома пыталась уговорить Джемал маму остаться. Но та была непреклонна. Не хотелось ей там оставаться, мысли о сосланных родных не давали ей покоя.

– Пойду я. Девочки, наверно, уже вернулись, травы животным накосили. А вы, молодые, спокойно пообедайте сами!

Стояла невыносимая жаркая духота, будто с неба на землю спустился пылающий костёр. Однако женщины, засучив рукава, увлечённо о чём-то беседовали и когда катали кошму, почти не замечали жары.

Когда обед для гостей был готов, прежде чем подать его помощницам, хозяйка дома положила еду в отдельную миску и отнесла сначала в дом Джемал мама.

* * *

Вагоны, в которых разместили раскулаченных из Тахтабазара, прицепили к пассажирскому поезду Кушка-Мары, на другой же день состав ближе к полудню прибыл в Мары. Не успел поезд остановиться, как его тут же взяли в кольцо прибывшие на вокзал заранее солдаты. Но выпускать людей из вагонов не спешили. Когда все их пассажиры вышли из другого вагонов и разошлись, кто куда, привокзальная площадь опустела, и только после этого им разрешили выйти наружу. На ссыльных солдаты смотрели подозрительно, как на врагов народа, как на людей, получивших срок за свои преступления и отсидевших в тюрьме. Им казалось, что кто-то из репрессированных, улучив удобный момент, попытается скрыться от своих преследователей.

После этого ссыльных вместе с их скарбом вещами повели вдоль железнодорожного полотна и привели в безлюдное место недалеко от вокзала, на берегу Мургаба. Это место было голой землёй между чайханой Ёлбарслы и железнодорожным мостом через реку рядом с ней и ещё одним мостом, расположенным чуть северо-восточнее и получившим название «пешеходного моста». Мургаб нёс свои воды вокруг этого пустынного места.

Жители Пенди расположились поближе к воде, со всех сторон окружив песчаный холм по течению реки как дуга. Спустя много дней у людей снова появилась возможность разжечь костры и приготовить еду из захваченной из дома каурмы, накормить семью горячим обедом. Огулджума положила каурму в казанок, который захватила из дома, и сварила в нём чабанскую похлёбку. Накормив семью, заварила чай, сняв с огня закипевшую тунчу, вместе с пиалой протянула мужу, зная, что он любит после сытного обеда чаёвничать.

– Чай уже настоялся, пей!

Прислонившись к тюку с вещами, Оразгелди смотрел на противоположный берег реки. Вид у него был задумчивый, словно он к чему-то прислушивался. Он с удовольствием принял у жены тунчу с чаем и поставил её около себя.

– Я тебе тоже оставлю немного чая…

– Пей сейчас, я уже напилась воды, пока кормила и поила детей.

Помимо выпавших на их долю трудностей, ссыльных больше всего угнетала неизвестность, они не знали, что их ждёт впереди, всё было покрыто мраком. Люди ощущали себя оказавшимися на краю пропасти. Женщины с присущей им сдержанностью, унаследованной от матерей и бабушек, занимались детьми, время от времени исподтишка бросая взгляды на мужей и пытаясь понять, в каком они состоянии.

Наевшись и после обеда немного отдохнув, детишки снова увлечённо играли в свои игры. Проблемы, с которыми столкнулись родители, обходили их стороной.

Алланазар уже успел сдружиться со сверстниками из других семей, таких же ссыльных, как и его семья. Мальчишки носились по берегу Мургаба, играли в догонялки, кричали, шумели, убегали друг от друга, словом, получали от жизни свою порцию удовольствий. Вода в реке была тёплой, приятной. И даже когда солнце уже заходит за горизонт, и воздух становится немного прохладнее, вода в реке не остывает, напротив, как будто ещё теплее становится. Сейчас у реки бегало много ребятишек, и одним из них был Алланазар.

Огулджума, держа подле себя двух младших детей, о чём-то тихо беседовала с невесткой Гуллы эмина, Акджемал, но в то же время глаз не спускала с Алланазара, опасаясь, как бы он с ходу не нырнул в реку и удалился от берега. Их окружало подразделение ОГПУ, они охраняли ссыльных. И хотя они запретили ссыльным уплывать далеко от берега реки, не смогли запретить это детям, привыкшим в своём селе нырять в воду и плавать столько, сколько их захочется. Дети, которых прогоняли с одного места, тут же объявлялись в другом месте, прыгали в воду и продолжали наслаждаться купанием в чистой воде реки. Но потом они отстали от детей, возможно, кто-то сказал: «Не трогайте детей, пусть они купаются, сколько хотят». Да и как детям удержаться, когда стоит такая невыносимая жара, а рядом течёт река?!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза