Очаг

– Мы оказали ему всякие почести, приехав сюда, но, кажется, мне мы его ещё больше настроили против себя. – В его тихом спокойном голосе прозвучала тревога.

И хотя речь Джунаида хана была загадочной, до того они поговорили о проблеме вдвоём, наедине. Тогда Беркут прекрасно понял, что хотел сказать хан, хотя тот и не говорил об этом прямо. «По-хорошему убери свои руки, Беркут, оставь народ в покое, не трогай людей!» И поскольку он был ханом и пришел сюда ради своего народа, во главе с ним, в его словах звучали и просьба, и требование.

Как только Джунаид хан завершил свою речь, Гуллы эмин преподнёс Беркуту привезённый в подарок большой ковёр ручной работы и узелок с серебряными монетами.

Беркут принял подарок с некоторым нежеланием, он был удивлён, словно сейчас делает то, чего никогда прежде не делал.

По мнению Гуллы эмина этот подарок должен остудить пыл Беркута, смягчить его жестокое сердце, успокоить. Беркут должен, после этого просто обязан измениться к лучшему. Когда очередь говорить дошла до Ширека хаджи, он невольно беспокоясь прикрыл рот ладонью, кашлянул:

– Да ниспошлёт Всемогущий Аллах всем нам милость свою, вселит в души всех мусульман благодать, сделает их единоверцами. Когда Аллах хочет облагодетельствовать кого-то, Он даёт не кому-то, а сначала своим единоверцам, живущим в мире и согласии со своими соседями, своим народом.

Кымыш-дузчы сидел молча, не вмешиваясь в разговор, но всем своим видом демонстрируя что он недоволен ходом переговоров. Гуллы эмин тоже увидев холодное отношение Беркута сник и сидел молча, без настроения, время от времени поглаживая своё красивое загорелое лицо. Закинув руки за спину, водит ими, будто ищет рукава накинутого на плечи гарма дона¹⁹ – домотканого полушёлкового халата.

Как человек, пришедший во главе делегации, Гуллы эмин понимал, что сейчас он должен что-то предпринять, найти выход из сложившейся ситуации. Но, как и всегда, когда надо принимать срочное решение, в голову ничего не лезло, не было никаких подходящих мыслей. Сейчас все его надежды были связаны только с Джунаид ханом. Его мучало чувство вины, оттого, что он втянул в это непростое дело такого уважаемого человека в народе, как Джунаид хан, а тот не смог распутать этот тугой узел и оказался в непростительной для хана ситуации проигравшего битву человека. Думал Гуллы эмин и о том, что может случиться и так, что Беркут, проявляя высокомерие и ни с кем не считаясь, может спровоцировать конфликт, и тогда придётся обратиться к русским, найти к ним подход, чтобы при помощи их оружия пролить кровь жестокого Беркута и покончить с ним.

Двусторонние переговоры завершились даже быстрее, чем предполагали собравшиеся. Когда человек упорно молчит, не всегда можно понять, о чём он думает, а тем более подключить к разговору. Сбоку от Беркута сидел толстячок невысокого роста в чалме. Он неотрывно смотрел на людей, но, как и Беркут, молчал. Он был похож на человека, приготовившегося сказать своё слово после того, как выскажутся все остальные.

Кажется, эта гробовая тишина надоела и Джунаид хану. Повернув голову в сторону Беркута, приготовился поставить точку в этих почти несостоявшихся не давших результат переговорах. В тот момент, когда хан повернулся к нему, Беркут, тоже придерживая ворот накинутого на плечи дона, ехидно улыбаясь, повернулся в сторону хана. Хан заговорил спокойным тоном:

– Беркут, мы с тобой уже обсуждали этот вопрос. Его превосходительство эмир страны Недир хан в этом вопросе оказался нашим единомышленником, отнёсся по-братски. Хорошо, чтобы вы не конфликтовали с туркменскими сёлами, поддерживали с ними дружественные связи. Ты уж постарайся, ведь от тебя многое зависит.

Тон хана союналинцам казался не по ханским не был требовательным, как ханский строгим, скорее обьяснялся с ним, просительным, так обычно говорит человек, не верящий в то, что его просьба будет выполнена, тем не менее, он умоляет другого помочь ему.

Пока хан говорил, на лице Беркута проступила опять надменная и вместе с тем язвительная улыбка. Он переменился в лице, было видно, что ему не нравятся слова хана, и казалось он не собирается идти навстречу кому-то ни было. Сейчас он был похож на разъярённого быка, готового вздёрнуть на рога любого, кто попадётся на его пути. Глаза Беркута сверкали, в них пылал надменный яростный огонь.

Хан сидел, рядом, Беркут боком, поэтому он не видел выражения лица Беркута. Не знал он и о том, что на его лице радостно выплясывают чёрные и белые бесы. Сидящий рядом с Беркутом толстячок тоже сверкал глазами, готовый взглядом толкнуть в грудь каждого из прибывших к ним союналийцев. В этот момент Кымыш-дузчы, которому надоела вся эта неприятно смотреть, долго не мог терпеть, он даже не знал, как резко вскочил с места недовольно ударив подолом своего дона. Забыв о том, где находится, неожиданно повернулся к Гуллы эмину и потребовал:

– Поднимайся, Гуллы, уходим! Нашёл себе хана, который привёл нас сюда! Что это за хан, который не режет там, где надо резать, а мямлит и сидит уговаривает какого-то негодяя?!