Очаг

Кымыш в тот момент, не думая о последствиях, как всегда, высказался очень резко, вложив в свои слова всю силу недовольства и неприязни. После этого всем стало ясно, что больше никакого разговора не будет. Люди стали один за другим вскакивать, подниматься с места. Все испытали в этот момент такое чувство, будто их огрели горящей камчой по голове. Возникла непонятная паника, все были растеряны. Высказанные прямо недовольные слова Кымыша-дузчы произвели на Джунаид хана эффект разорвавшейся бомбы. Он и сам не понял, как вдруг, следуя примеру Кымыша-дузчы, взорвался:

– Ах, чтоб тебя!.. – не называя ничьего имени, он вдруг резко вскочил с места, достал из лежавшей рядом кобуры свой маузер и приставил его прямо ко лбу Беркута.

Как только хан поднялся на ноги, два охранника его в хивинских донах и невысоких папахах, сидевшие чуть поодаль от хана, положив перед собой оружие, тоже моментально вскочили с места вскрикнув «Ах, да эх!». И сразу передвигали затворы ружей с видом людей, готовых, в случае если хан подаст какой-то знак, открыть пальбу и положить всех находящихся в доме людей. Слова, которые произнёс Кымыш-дузчы, хоть и исходили от него в этот момент, хотело бы произнести большинство присутствующих. Его слова попали прямо в цель, это было видно и по тому, как разъярился Джунаид хан. В словах хана была сейчас не просьба, а сторогое требование.

– Если ты заставишь меня ещё раз вернуться к этому вопросу, пеняй тогда на себя, Беркут!

Видя, что дело принимает опасный оборот не ждавший такого резкого исхода, испугавшись намертво бледный Беркут, волнуясь, склонил голову и глухим голосом повторял одну и ту же фразу, обещание словно забыв другие слова:

– Хан ага, будет так, как вы сказали! Хан ага, успокойтесь! Я всё понял! Вот увидите, я умею держать свое слово…

На лице Беркута от прежнего выражения высокомерия, пренебрежительного отношения к туркменам, сарказма не осталось и следа. Обливаясь потом, лишь только животный страх испытывал он в этот момент. Он сидел, трясясь от страха, усы его поникли, да и сам он как будто съёжился, стал меньше…

После совещания туркмены оседлали своих коней вышли из крепости. Коней направили в сторону Союнали к реке. Здесь Гуллы эмин, благодарный хану за оказанную помощь, пригласил его в гости к себе. Но хан сказал, что ему необходимо завтра же быть в Герате, что там будут важные переговоры на высшем уровне и поэтому заедет как-нибудь в другой раз в гости к нему. Прощаясь, он особенно почтительно оценил действия переговоров сказав Гуллы эмин:

– Гуллы эмин, ты оказался человеком, знающим, что делать. Если бы ты жил среди нас в нашем крае, был бы ты ханом или его приближённым.

Потом хан обернувшись, недалеко стоявшему Кымышу-дузчы сказал:

– А ты если с этой прямотой был бы в нашем крае уже остался бы без головы!

Кымыш-дузчы не обиделся на слова хана, напротив, он довольно улыбнувшись, ответил:

– Хан ага, а я не буду с тем краем, который не сможет выносить меня. Меня моё село вполне устраивает. Вы же сами видели, как я гожусь для своего народа!

Ответ Кымыша-дузчы, похоже, пришёлся по душе хану. Он тоже тихо улыбнулся и довольно погладил бороду, как бы говоря: «Однако, каких только людей нет среди наших туркмен!..»

Распрощавшись с Гуллы эмином и его окружением, хан с несколькими всадниками поехал наверх, в сторону Баламургаба. А союналийцы, довольные поддержкой хана, двигаясь по течению реки, вернулись домой. Грозная крепость Беркута осталась позади. Словно покрытая туманом, она грустно смотрела им вслед…

… Тем, кто задавал вопросы, совсем не хотелось, чтобы Кымыш-дузчы отвечал на их вопросы уклончиво, по-стариковски, долго ходил вокруг да около. Они требовали от него точного ответа на каждый вопрос. А старик, вместо того, чтобы отвечать на вопросы односложно «да» или «нет», начинал говорить неторопливо, словно рассказывая внукам сказки, приводя примеры и события, связанные с заданным вопросом. Правда, старик, многое слышавший о сидящих перед ним людях, причём, нелестного, в глубине души даже побаивался их. Но когда выяснил, что их интересует всё, что связано с Джунаид ханом, успокоился. Аман из ОГПУ и другие поначалу пытались заставить старика отвечать на вопросы кратко, но из этого ничего не вышло. Каждый раз, когда его перебивали, старик на некоторое время замолкал, а после продолжал с того же места, где его остановили. Спустя какое-то время и Аманов из ОГПУ, и другие, увлечённо слушавшие рассказы Кымыша-дузчы, в конце концов поняли, что им не удастся переделать старика, и они оставили его в покое. И потом, из рассказов старика о Джунаид хане они почерпнули немало сведений о нём.

Похожие рассказы о Джунаид хане ОГПУ Аманов слышал и от других людей, которых ему приходилось допрашивать. Старик же начинал вспоминать события, которые свели его с Джунаид ханом, и неспешно рассказывать о них.

Продержав старика несколько часов в застенках, к вечеру Аман орус выпустил его. Сказал: «Яшули ты всё точно рассказал!» – и разрешил ему вернуться домой.