Очарование темноты

— Глеб Трифонович Стрехов. Для Стрехова будет выгодно присоединить ваш завод к своим и превратить свой металл в изделия. Я могу подсказать, если вы захотите, его управляющему, моему однокурснику Юлиану Донатову. Это умный и дальновидный инженер с большим будущим. Он каждую субботу приезжает к Шутемову. Он, кажется, хочет стать его зятем. Младшая дочь Шутемова Таля так дивно расцвела.

— Я буду вам благодарна, Петр Демидович. Простите мне мои подозрения. Я сегодня же смою их вот этим… нет, лучше этим куском… прозрачного мыла.

Видя, что разговор закончен, Колесов поцеловал руку графини и спросил:

— Могу ли я рассчитывать видеть вас в доме моего отца?

— Непременно, непременно… и вместе с божественной Кэтрин Иртеговой. Может быть, она вспомнит, поищет, не завалялась ли у нее какая-то мелочь для покупки еще одного завода…

Колесов пожал плечами, улыбнулся и раскланялся. Он сделал все необходимое, чтобы графиня встретилась с Глебом Трифоновичем Стреховым, и тот предложит ей за завод оскорбительно мало, после чего можно будет приступить к осуществлению намеченного и теперь почти предрешенного…

XXVIII

Забастовочное движение в России становилось самой яркой краской в картине ее истории первых лет двадцатого столетия. Мировой экономический кризис не мог обойти Тихую Лутоню, как бы она ни пряталась в глухомани Прикамья и каким «натуральным хозяйством», какой бы «самопотребляемой» не выглядела ее промышленность, производящая товары для внутреннего рынка нескольких волостей уезда, промышленность, питающаяся своими внутренними сырьевыми источниками. Источниками рудными, древесными, топливными и всеми другими, включая сюда зерно, мясо, масло и все «самопроизводимые и самопотребляемые» изделия, продукты и материалы.

Но капитализм не изолирует ничто. Не сам по себе дымил и коробцовский завод. И если Колесову, с одной стороны, Столлю — с другой, казалось, что они являются авторами забастовки на заводе графини, то это справедливо не более чем утверждение спички, что возникший лесной пожар зависел только от нее, забывшей, что лес был сух, что жаркая погода и сильный ветер были немаловажными обстоятельствами и условиями лесного пожара.

На другой день после начала забастовки, предупрежденный Столлем, на завод прискакал задолго до первого гудка ротмистр с кавалеристами. Но делать им было нечего в пустом заводе. Там появилось двадцать или немногим более рабочих, не желающих бастовать, и пришла смена плавильщиков. Старший из них объявил Столлю:

— Гасить и снова задувать печи обойдется дорого. Но если вы прикажете, мы произведем выпуск металла и дадим остыть печам.

— Нет, зачем же наносить заведомый урон? Я обещаю вам полуторную оплату за все дни забастовки.

— Спасибо и на этом, — поблагодарил мастер. — Не худо бы и вдвойне.

— Пусть будет вдвойне, — согласился перепуганный листовками Столль, в которых его называли «продажной шкурой» и «погубителем завода». Теперь он, желавший забастовки, боялся ее. Ему виделись страшные картины беспорядков. Они уже случались на других уральских заводах, где управляющих под улюлюканье вывозили на тачке из завода, а иногда и в печь. Опасаясь этого и прося о предупреждении возможных событий, он и насторожил уездное начальство.

У проходной остался кавалерийский патруль, а Столль отправился к владелице завода Коробцовой-Лапшиной. Она рано проснулась в это утро. И выборным от цехов депутатам не пришлось дожидаться у ее роскошных дверей с витражом, изображающим неведомых ярко оперенных птиц в причудливых тропических зарослях.

Горничная пригласила:

— Милости прошу к графине, господа…

«Господа» в сапогах, в чистой, но поношенной одежде остановились молчаливо в передней.

— Проходите, проходите, голубчики, — вышла графиня навстречу к дверям гостиной и пригласила к столу с закусками и бутылками.

— Мы не чай пить, барыня. Благодарствуем, — поклонился самый старый из депутатов, в плисовых повытертых шароварах, в сапогах, когда-то бывших лаковыми, и пиджаке с чужого плеча. — Мы насчет восьми часов и двадцати копеек надбавки на каждый рупь нашей платы…

— Да что вы, голубчики… Садитесь, пожалуйста, — настоятельно приглашала графиня. — Вы же не крепостные, а я не помещица. Садитесь, — приказала она.

И они сели на стулья поодаль от стола.

— Завод убыточен, господа. Прибыли, которые я получала от заказов товарищества, далее не предвидятся. Товарищество намерено строить свой маленький заводик. И вы очень разумно поступили, господа, отказавшись работать на моем старом, изношенном заводе и получать за длинный рабочий день жалкие гроши. Я вполне понимаю вас, голубчики мои…

Графиня расчувствовалась. Попросила воды. Приложила платок к глазам.