А потом была я, его любимая дочь. Это мало что говорило, Шеймусу не хватило духу по-настоящему благоволить кому-то, даже маме, и, честно говоря, я была всеобщим любимцем. В семье переломов я был оконным стеклом.
Но то, что он был его фаворитом, дало мне достаточно информации о Шеймусе Муре, чтобы лучше знать, чем верить его словам. И когда я резко улыбнулась его полинявшему лицу, я поняла, что он гордится мной за то, что я вижу его дерьмо. Это показало ему, что он хорошо меня обучил.
Мы почти были там.
Указатель на Рим обещал нам еще пятнадцать минут езды, но я достаточно хорошо узнавала маршрут даже в темноте, чтобы знать, что мы будем там через десять минут. После этого мы поднимались на холм к Авентину, эксклюзивному району за пределами туристической зоны, спрятанному среди листьев и живых изгородей, как скрытый Эдем. Я никогда не была в той части города. Моя нечастая модельная карьера не давала мне повода выходить за пределы исторического центра, если только я не страстно желала съесть свой любимый кусок пиццы из маленькой траттории в Еврейском квартале.
Пока мы взбирались на холм, «фиат» неуклюже пыхтел от усилий, я сжала руки на коленях и заставила себя сделать три глубоких вдоха. У меня был свой план, и пришло время приступить к реализации первой части.
— Папа.
Шеймус посмотрел на меня и улыбнулся, сворачивая в небольшой переулок. — Да, милая?
— У меня есть одно условие для продажи.
Одна красная бровь приподнялась, и, хотя я была совсем не похожа на него, было удивительно, как сходно мы выражали себя в плавных движениях рук и эластичности наших черт. Я почувствовала сильную боль в груди и подумала, было ли это из-за того, что я буду скучать по нему, или из-за того, что я так сильно его ненавидела.
— Я исчезну прямо здесь и сейчас, если ты не согласишься на мои условия, — сказала я.
— Ну, тогда… — Он махнул рукой, чтобы продолжить, прежде чем щелкнуть поворотом и покатиться к передней части больших ворот из кованого железа. Он опустил окно, но ворота открылись прежде, чем он успел что-то сказать в интерком.
Я ждала, глядя на наклонную подъездную дорожку, обрамленную красиво подстриженной травой и спиралевидными деревьями. Почти сразу появился дом, большой и традиционный, с красной глиняной крышей и позолоченными лепными стенами. Это было красиво, конечно, но подделка, очень очевидная современная копия того, что владелец мог бы иметь на самом деле, возможно, с меньшими удобствами.
— Тебе нужно уходить, — сказала я, быстро выходя из машины и доставая из багажника маленькую спортивную сумку, которую спрятала под сиденьем. — Я упаковала твою одежду, немного денег. Деньги, которые я позорно украла из фонда для побега Себастьяна. — Даже твоя трубка здесь.
— Как продуманно, — сказал он, вылезая из маленькой машины и глядя на меня из-за раскаленного металла.
— Я серьезно, папа. Мой акцент заметно усилился по мере того, как росла моя тревога. У нас не было времени задерживаться на подъездной дорожке. Я уже видела, как дернулась занавеска. — Мне нужно, чтобы ты поклялся мне, что никогда не вернешься туда.
— Я им нужен, — сказал он, но ему не хватало убедительности, потому что даже Шеймус Мур не был достаточно хорошим лжецом, чтобы сделать это правдой.
— Они действительно не знают. Ты принес семье только позор и несчастье. До сих пор это было почти простительно. У тебя проблемы с азартными играми и острый язык. Я пожала плечами. — Ты родился таким. Но теперь ты проиграл свою дочь. И я никогда не позволю тебе поставить Жизель или Елену в такое же положение.
— Ах, я вижу. Так ты думаешь, это хорошая сделка? Золотая дочь, принявшая мученическую смерть за злого отца? — Глаза Шеймуса весело заблестели. Он восхищался моим разумом, играми и ремеслами, которые он передал мне, как мудрость. Но это была не мудрость, это была глупость, но если он хотел верить в обратное, мне было все равно.
— Нет, я думаю, им будет лучше без нас обоих. Мы привлекаем слишком много внимания, — сказала я.
Рыжеволосый игрок, связанный с мафией, и красивая девственница, которую они жаждали… это не сделает счастливого конца ни для кого, но особенно для наших близких.
— Ты слишком высокомерна.
Я пожала плечами.
— Твои сестры тоже прекрасны. И твой брат Себастьян.
Мое сердце вздрогнуло, запнулось и остановилось при упоминании моего брата, моей второй половины. Но я тщательно обдумала это и знала статистику и вероятности их будущего более ясно, чем когда-либо могла предвидеть свое собственное.
— Красивый мужчина остается мужчиной. А с твоим уходом у них действительно будет шанс выбраться, — заметила я.
— Никто просто так не «выбирается», Козима. Это был первый раз, когда голос моего отца изменился с совсем неприятного. — Ни без последствий.
— Я знаю. — Я кивнула, завершение движения было подобно молоту. — Как ты это называешь?