Очарованная душа

Аннета, отныне вступившая на этот великий, тернистый, но прямой путь, жадно ищет себе спутника. Двое возлюбленных, которых она встречает в «Лете», доказывают ей невозможность сочетания двух важнейших полюсов оси её жизни: Сострадания и Истины. Слабый (Жюльен) не выносит обнажённой правды, для него её нужно вуалировать. Сильный (Филипп) лишён чувства доброты, он ступает по телам поверженных. Аннета не соглашается принести им в жертву ни Истины, ни Сострадания. И она вновь остаётся в одиночестве на своей трудной стезе. К тому же в это время она считает себя покинутой сыном, почти ненавидимой им (ибо страсть её всегда и всё преувеличивает). Она на краю нравственной гибели.

Но и на этот раз, как и во многих других случаях, Аннету спасает удивительная сопротивляемость и гибкость её натуры[16]. В то самое мгновение, когда она изнемогает, из бездны отчаяния поднимается вихрь жизни, который обновляет и укрепляет её душу. Страдание изливается в стихах. И вот душа свободна. Обессиленная Аннета погружается в сон. Наутро, когда она пробуждается, страдание умерло. Всё вокруг неё осталось прежним. И всё обновилось. Она заново родилась.

«Сострадание. Истина. Я ничем не пожертвовала. Я снова одна. Я сохранила свою цельность. Я постигла жизнь, я знаю ей цену, и я знаю, чего мне это стоило. Да здравствует жизнь! Я бросаю вызов богу!»

Это — равновесие в бою, мгновение насыщенное и мимолётное. Оно возможно в час, когда Аннета находится в расцвете сил и здоровья и чувствует себя хозяином положения. Лето её жизни в зените…

«Белокурая Аннета, сильная северная женщина, разделяет иллюзии норманнов, бороздивших своими ладьями морские просторы; они следят за тем, как нос их судна разрезает волны, и радуются своему стремительному бегу, они чувствуют себя вольными, подобно огромным птицам, что летят вслед за ними… Быстрее! Смелее! Наперерез морским валам!.. Но близится равноденствие. Остерегайтесь бурь и сломанных крыльев!»[17]

Наступает война. Этим кончается книга.

Работа над книгой «Лето» продолжалась с 11 июля по 5 ноября 1922 года; она была вновь продолжена и завершена в первом полугодии 1923 года.

* * *

Прошло два года, прежде чем я возобновил работу над произведением. Но я возобновил её с той же строки, с того же возгласа, на котором оно было прервано, и слова: «Я бросаю вызов богу»[18] — ни разу не были мною забыты. Дух, словно птица на краю утёса, ждёт мгновения, чтобы устремиться вниз.

Запись от 10 января 1925 года гласит:

«Этой ночью мне внезапно приоткрылся выход, через который можно спастись… Я ощущал себя загнанным в тупик войны и хотел избавиться от её давящего гнёта, который тяготеет над пацифизмом такой книги, как „Клерамбо“. Аннету, „бросившую вызов богу“, которую вовсе не смутили жестокости войны, этой бушующей стихии, внезапно преобразили неожиданная встреча с партией подвергающихся оскорблениям военнопленных и неожиданный порыв страсти.

До сих пор она пассивно воспринимала всё то, что считала законом природы, хотя в ней самой жил закон её собственной натуры, натуры более возвышенной, которую ей и надлежало противопоставить натурам озверевших людей. Едва, в результате её решительного выступления в защиту военнопленных, произошло столкновение, как исчезло угнетавшее её тягостное чувство, которое проистекало не столько из самой бесчеловечности войны, сколько из её собственного приятия этой бесчеловечности».

Pax enim non belli privatio,

Sed virtus est, quae ex animi fortitudine oritur[19]

Силе следует противопоставить ещё более мощную силу, а не слабость, не отречение!

Братская близость с человеком, стоящим у порога смерти, с тяжело раненным Жерменом, эта дружба, более глубокая, чем любовь, решительно толкает Аннету от грёз к деянию. Ладья её жизни, которая до сих пор была неподвижна, ныне летит с теми, кто находится в ней, — с её сыном, чья судьба уже вырисовывается вдали, — к грозным стремнинам. Жермен, этот светлый ум, в ком способность всё понимать парализовала волю к действию, умирая, постигает главную ошибку своей жизни.

«Его вина заключалась в том, что он всё понимал. Она заключалась в том, что он бездействовал… Всё понимать — и действовать…»

И он говорит Аннете:

«Будьте твёрже! Голос вашего сердца надёжнее, чем все мои „за“ и „против“. У вас есть сын. Внушите ему, что недостаточно всё взвешивать, всё любить. Надо отдавать чему-либо предпочтение! Хорошо быть справедливым. Но истинная справедливость не пребывает в неподвижности перед своими весами, глядя, как колеблются их чаши. Она судит и приводит приговор в исполнение»[20].