Очарованная душа

Это завещание Жермена, это наследие, которое Аннета должна передать сыну, тяжким грузом давит на её плечи, ибо следовать велениям «истинной справедливости» в эпоху угнетения и всеобщей низости — значит роковым образом обречь себя в жертву. И ответственность Аннеты тем более велика, что в конце книги она, пережив мучительную неизвестность, становится «отцом и матерью» своего сына. Он сделал выбор[21]. И теперь ей предстоит сделать выбор за него. Во время важного разговора в конце книги, когда мать и сын делятся своими тайными помыслами, делятся своим презрением к обществу, породившему войну и навязывающему мир (мир лживый, чреватый новыми войнами), и говорят о своём неприятии этого мира, как и этой войны, Аннета с ужасом читает в мыслях Марка решимость принести себя в жертву, и материнская любовь, вопреки её собственной вере, пытается переубедить сына. Но Марк так уверен в Аннете, в незыблемости её веры, что он передаёт решение в её руки. И мать не способна обмануть доверие сына. События — заключение перемирия — отодвигают развязку, и всё же совершенно ясно, что она всего лишь отсрочена и в один из грядущих дней жертва должна будет взойти на костёр… «Warte nur!..»[22] На последней странице Аннета стремится укрыть свой пророческий дар плотными покровами Мечты, живущей в недрах её существа, — великой Мечты, которая служит ей прибежищем и рождает в ней иллюзию, будто она приобщается к всеобщей Иллюзии. Но Аннета хорошо понимает, что после пробуждения… «скоро, скоро…» её ожидает участь Mater dolorosa[23].

* * *

Трёхлетний перерыв отделяет эту книгу от трёх частей «Провозвестницы». Я писал книгу «Мать и сын» с 24 октября 1925 года по 20 мая 1926 года. Работа над «Провозвестницей» была начата 11 ноября 1929 года и продолжалась до 7 апреля 1933 года. Но произведение не переставало зреть в горячке страстей и событий[24].

Не только Аннета и Марк следили за развитием судеб мира и в бессонные ночи вновь и вновь приходили к решению принести себя в жертву — в ожидании находился и сам автор. Ибо, хотя и не оставалось сомнения в неизбежности жертв в эту безжалостную эпоху, когда «жизнь не представляла опасности лишь для трусов» (как говорит Аннета, которая «нередко ночами заранее оплакивала смерть своего сына»), но для вас, молодые люди (старики не стоят того, чтобы о них говорили), существовала и всегда существует возможность выбрать себе форму жертвы. Нужно только решить: какая жертва будет не самой прекрасной (прошли те времена, когда говорили: «Нам нет дела до деяния, лишь бы поведение было прекрасным!»), но самой действенной, а значит, и необходимой для рождения нового человечества.

Я мысленно обращался в эти годы к двум величайшим социальным начинаниям — начинаниям, осуществлявшимся в Индии и в СССР[25]. Я восхищался и тем и другим. Как только я познакомился с ними, я с первого же дня выступил в защиту СССР и Ганди против их врагов. Но в силу исторического предопределения они шли разными путями. И я, подобно Марку, изо всех сил старался стать связующим звеном между обеими армиями и содействовать созданию единого фронта двух великих Революций — свободного духа и организованных масс пролетариата, — направленного против сплочённых сил общественной и политической реакции, против империалистического капитализма и фашистских режимов, которые угрожают приостановить на века поступательное движение человечества[26].