Но какова же тут её лепта, её собственное творчество? Неужели она всего-навсего лишь послушный инструмент? Аннета ещё не дошла до такой степени самоотречения. Пока ты живёшь, поскольку природа сотворила тебя женщиной, ты испытываешь потребность носить и рождать тела ли, души ли, чувствовать, как течёт в другие уста твоё молоко и в другие вены твоя кровь, испытываешь потребность передавать свою жизнь другому, действовать так, чтобы действие излучало мечту…
Только гори! Ни один огонёк не пропадёт даром, когда кругом мрак. Сидя у широко открытого окна, Аннета как раз любовалась Кассиопеей. И с благоговением повторяла она слова древнего Египта:
«Сделай так, чтобы я стала подобна созвездиям».
Но её мольба была куда скромнее. Созвездия — они слишком далеки, слишком высоки! А с неё достаточно быть частицей, пусть самого скромного созвездия, зато здесь, на земле.
Она и не подозревала, что сама была созвездием.
Она была не одна. Бок о бок с ней в ту самую ткань, которую-она ткала, вплетал свою мечту маленький Ваня. Этот пышущий здоровьем, физически сильный, весёлый и деятельный, уравновешенный ребёнок жил наполненной до краёв жизнью, но и у него тоже была своя скрытая мечта, свой мир с полями, лесами, долинами и водоёмами, глубины которых не измерить никому. Он нырял с размаху вниз головой, нырял так внезапно, что никто не успевал заметить нырка. И даже Жорж, его воспитательница, классный пловец, не могла бы его оттуда выудить. Вряд ли она даже замечала его отсутствие. Она заговаривала с ним. Но он был далеко… Когда же он приходил обратно, она не замечала его возвращения, как минуту до того не замечала, что он ушёл. А он заставал её на середине всё той же или новой фразы — не важно! — и себя самого, улыбающегося и рассеянного: Жорж была для него вроде музыкального ящика.