Гвен стоит по другую от нее сторону – и тоже ничего не может сделать. С палатками она бы вряд ли сумела помочь, но огонь – живой, и у нее получилось бы его призвать. Гвен охотится куда лучше, чем все рыцари, которых отправили в лес. Она бы убила оленя куда более гуманно. И нам это известно – Артуру и Ланселоту тоже. Но мы молчим. Слухи о том, что проделанное Морганой представление было всего лишь иллюзией, уже поползли среди людей – благодаря Гавейну. На самом деле меня совсем не удивляет, с какой готовностью люди, видевшие все своими глазами, поверили в ложь. Им проще считать Моргану бессильной, потому они и не задаются нужными вопросами.
Что касается Гвен… они видят в будущей королеве лишь хорошенькое личико, спасенную от чудовищного проклятия принцессу. Они не присматриваются к ней – лишь любуются издалека.
И вот мы стоим все вместе, наблюдаем за тем, как Гарет неуклюже пытается разжечь костер. Каждый раз, когда ему это снова не удается, Гвен сжимает пальцы. Наконец она стискивает их в кулаки и отворачивается.
– Так вот какова теперь моя жизнь, – горько произносит она.
– Наши жизни, – поправляет ее Моргана. – Я почти с нетерпением жду момента, когда мы вернемся в замок и вы закуете мои силы. Ожидание – еще хуже. И то, что мне приходится силой останавливать себя, хотя я могла бы помочь.
– Все будет не так уж и плохо, – говорю я, но слова мои пусты.
Девушки мне не отвечают, но я знаю: они ненавидят меня за эти слова. В конце концов, разве имею я на них право? Мой дар – пассивный и почти незаметный. Его у меня никто не заберет.
– Моргана как-то раз назвала Камелот
– И я не беру свои слова назад, – поддакивает Моргана.
– Там не так уж и плохо. Сейчас, – возражаю я.
– Ага, там еще хуже, – перебивает меня Моргана. – Каким-то образом. Может, потому что я повидала мир. С этим не поспоришь, Элейн. В самом деле.
Я сжимаю губы, но она права. С этим я поспорить не могу. И потому и не спорю.
– Пусть Камелот и пустошь, но он будет
Гвен качает головой.
– Это будет нелегко, – говорит она. – И то, как они смотрели на Моргану, это только доказывает. Нимуэ готовила нас ко многим вещам, но правды о мужчинах никогда не говорила: они могут лишь бояться тебя или защищать тебя, но уважать в любом случае не будут.
– Не все мужчины таковы, – произношу я. – Артур и Ланселот нас уважают. И ты пока еще не говорила с Гавейном, он тоже проявляет уважение.
Моргана хмурится, но ее опережает Гвен:
– Пусть не все мужчины таковы, но большинство – точно. И этого достаточно, чтобы заглушить голоса «хороших парней». Этого достаточно, чтобы разрушить весь мир.
Я не слышу, что именно сэр Ламорак говорит за ужином: улавливаю лишь имя Морганы, яд и неприятие, окружающий его смех. Жестокий, ужасный смех, такой, от которого у меня сводит зубы. Мне необязательно точно знать – я могу догадаться, зачем он все это сказал.
И я замираю. Моргана и Гвен могли услышать, но они молчат, сосредоточены лишь на своей еде. Единственный признак того, что Моргана вот-вот вскипит – то, как она тяжело дышит и приподнимает плечи.
Я готова возразить ему, но меня останавливает Гвен: ее рука на моем плече напоминает о том, чем это грозит. Вторую руку она протягивает Моргане – почти неосознанно, ведь для нее это так же просто, как дышать. Несмотря на все разногласия, когда дело касается этого – Гвен на ее стороне.
Артуру же себя сдерживать необязательно: он замирает и поворачивается к сэру Ламораку. В руках его поднесенный ко рту кубок – отпить он так и не успел.
– Повторите-ка, Ламорак. – В его голосе сквозят опасные нотки, и Ламорак неуверенно обводит взглядом собравшихся.
– Это шутка, Ваше Высочество, – выдавливает он.
– Шутка о моей сестре. Которая спасла вашу жизнь. Так почему бы ее не повторить?
– Артур, – предупреждаю я, но он не обращает на меня внимания и продолжает неотрывно смотреть на Ламорака.
– Это пустяк, правда, – настаивает тот, косится на Моргану, а потом снова поднимает взгляд на Артура. – Я просто предположил, что леди Моргана чувствовала бы себя счастливее в Лионессе.
– Но это ведь не все, – вклинивается Гавейн. – Говорите до конца, раз это показалось вам таким остроумным.
Ламорак сжимает губы в тонкую линию, но от вызова не уклоняется.
– Я лишь сказал, что в этой стране она чувствовала бы себя как дома. Слышал, здесь у всех женщин шипы между ног.