И что-то в ее голосе заставляет меня похолодеть от ужаса. Снова эти
Моргана приподнимает бровь. Я киваю.
Она выбирается из постели и подходит к двери с ключом в руке. Вставляя его в замок, поворачивает, и тишину комнаты наполняет металлический лязг. Я облокачиваюсь на спинку кровати и подтягиваю на себя одеяло, чтобы спрятаться от утренней прохлады. Гвен заходит внутрь со свечой в руках.
Так, с распущенными волосами и освещенной пламенем кожей, она похожа на камелотские фрески. Ее ночнушка разорвана в нескольких местах, измазана грязью и… я смотрю на алые пятна на ее подоле, на ее коже, в ее волосах…
– Это что, кровь? – выпаливаю я. – Гвен, что вчера
Но Гвен не успевает ответить.
– Это не ее кровь, – встревает Моргана и окидывает Гвен холодным взглядом. – На ней ни царапины.
Она права: Гвен вся в грязи и крови, но на коже ее нет ни следа: ни царапины, ни укола, ни пореза.
– Что случилось? – повторяю я. Мой голос дрожит.
Я видела Гвен разной. Видела ужасные варианты ее выбора и всю холодность, на которую она способна. Видела ее упрямую гордость и необдуманные решения, но я никогда не считала, что она может причинить кому-то вред. Вспоминаю ночные крики, и меня тошнит. Не могу на нее смотреть… как только встречаюсь с ней глазами, тут же отвожу взгляд.
– Это не я, – шепчет она.
И я наконец поднимаю на нее глаза. Меня накрывает облегчением. А потом она продолжает:
– То есть это
– Кого убили? – спрашивает Моргана на удивление ровным голосом. – Если это был кто-то из наших…
– Нет, – перебивает Гвен, а потом сглатывает. – Один из фермеров плохо обращался со своим скотом. И еще герцог, который приходил в комнаты своих слуг… чтобы возлечь с ними без согласия. И швея, которая крала.
– Преступники, – выговариваю я, и Гвен кивает.
– Таково здешнее наказание, – объясняет она. – За любые преступления. Лионессу нужны жертвы. Любым способом.
– Что случилось? – спрашиваю я в третий раз.
Гвен ставит свечу на стол, а потом забирается на кровать. Она не касается ни меня, ни Морганы, соблюдает дистанцию, но на мгновение мне кажется, что мы вернулись на Авалон, что мы и сейчас на Авалоне: развалились вместе, слишком уставшие после вечеринки и не желающие расходиться по своим комнатам. Пьяные и хихикающие, готовые говорить до самого утра.
Но эта ночь не похожа на одну из тех, и я не отрываю взгляда от крови на руках Гвен, чтобы напомнить себе об этом.
– Что-то… происходит в Лионессе. – Голос ее дрожит. – Кое о чем я помнила, но в воспоминаниях все было не так. В детстве я не видела худшего. Я думала, что церемония эта дикая и волнующая. И так оно и есть, в каком-то смысле, но я…
– Гвен. – У Морганы, похоже, лопается терпение. – Что происходит в Лионессе?
Гвен сглатывает и прикусывает нижнюю губу.
– Это все луна. Когда она восходит… она контролирует людей. Лишь тех, кто тут родился. Вы ведь видели вчера моего отца… его лапы. Он стар, и на него это начинает действовать раньше. Через пару лет человечность будет возвращаться к нему лишь на пару часов в день.
– Но мы ведь часто видели тебя в лунном свете на Авалоне, – замечаю я. – Ты никогда не… менялась.
Гвен качает головой.
– Там нет. Только здесь. Под светом лионесской луны. Но даже на Авалоне… я
Она сжимает губы, подтягивает к себе ноги и крепко их обнимает. Большего она не говорит, но Моргана нависает над ней.
– Во что оно тебя превращает, Гвен? – В ее мягком голосе проскальзывают опасные нотки.
Гвен поднимает на нее твердый взгляд.
– В чудовище, – шепчет она.
– Тогда ты и написала Артуру? – спрашиваю я. – Потому и разорвала помолвку? Но рассказать об этом нам не могла.
– Я не хотела, чтобы вы узнали. – Она качает головой. – Не хотела, чтобы вы увидели меня такой. Но вам нельзя оставаться еще на день, понятно? Убедите Артура уехать. До темноты.
– Почему? – удивляюсь я. – Если ты вернешься в Камелот с нами, то проклятье будет над тобой не властно. Совсем как на Авалоне.
Гвен не отвечает, но потом голос подает Моргана:
– Потому что она не хочет быть такой же, как на Авалоне, – мягко замечает она. – Потому что ей нравится быть чудовищем.
Я жду, что Гвен начнет все отрицать. Но она этого не делает.
– Гвен, – прошу я, – ты ведь убиваешь.