Я попыталась сосредоточиться на своих матовых, накрашенных винно-красных губах и наклоне головы, когда в притворном экстазе запрокинула ее назад, так что мои волосы упали позади меня, словно завитки дыма. Это была моя работа, мой заработок. Не было никакой причины чувствовать себя возбужденной из-за рабства и моего собственного легкого дискомфорта.
Я отошла от этих желаний.
Я отошла от гребаного Александра Дэвенпорта, что бы он ни говорил.
Перелет в Лондон был долгим и бессонным, поездка в роскошном таун-каре слишком напоминала «роллс-ройс» Александра, чтобы расслабляться. Даже пейзаж за полосатыми от дождя окнами вызывал воспоминания, от которых я не могла защититься. К тому времени, когда мы прибыли в бухту Кинэнс, вся моя кожа была липкой, а нервы — расшатанными.
Дженсон взглянул на меня и отправил массажистку в мою раздевалку, прежде чем я приступила к прическе и макияжу.
Это не помогло.
Единственное, что подавляло мое беспокойство, это холодные порывы соленого зимнего ветра с полуострова Лизард, когда я взбиралась по скалам к травянистому выступу в одном из эффектных платьев St. Aubyn. Ксавье Скотт был опытным профессионалом с острым взглядом на кинематографические кадры, и мы завершили первую половину съемок менее чем за шесть часов.
Затем, после быстрого полного макияжа и смены прически, я сидела в ужасном, эротически знакомом старинном кресле в холодной камере, которая слишком напоминала мне бальный зал Перл-холла.
Шесть долгих часов стояли между мной и безопасным гостиничным номером с моим экстренным вибратором и парой особенно жестоких зажимов для сосков, и через шесть минут я уже получала освбождение.
Это была пустая съемочная площадка, потому что все это время мне предстояло находиться в основном обнаженной, и было так тихо, что я могла слышать щелканье дорогих туфель Ксавье по полированному бетонному полу, когда он кружил надо мной со своей камерой.
Я часами работала с ним на открытом воздухе, но когда он подошел ближе за моими закрытыми глазами, я была удивлена его запаху.
Кедр и сосна, лесной пожар, притушенный прохладным влажным британским воздухом.
Я никогда не чувствовала этого аромата ни на ком, кроме моего Хозяина.
Я глубоко вздохнула через приоткрытые от шока губы и попыталась объяснить запах.
Фотосессия пробуждала старые воспоминания.
Внезапно его руки оказались на мне, подняли и развернули меня лицом к стулу, а затем прижались к основанию моего позвоночника, так что я склонилась над ним. Его ладонь хлопнула меня по внутренней стороне бедра, побуждая меня раздвинуть ноги шире, мой вес ненадежно балансировал на тонком, как бритва, краю моих шестидюймовых туфель на шпильке.
Я закусила губу, когда он поставил меня, как куклу, на место. Было так трудно игнорировать его запах влажной болотистой местности и холодного лесного воздуха. В сочетании с тем, как он так небрежно меня трогал, мои похотливые мысли было невозможно подавить. Моя кожа покрылась мурашками, и я деликатно вздрогнула, когда рука, лежащая на нижней части позвоночника, скользнула вверх по спине, убирая волосы в завесу слева от щеки.
Для фотографов не было ничего необычного в том, чтобы ставить меня в нужную позу руками или холодными приказами, но это был первый раз, когда это вызывало у меня такой животный трепет.
Я сказала себе, что это его запах. Это была условная реакция моего тела на аромат Александра, то, как оно так плавно трансформировалось в аромат Доминирования.
Наконец он отступил назад, и шелест ткани дал мне понять, что он присел почти на уровне моей приподнятой попки. Затвор
Затем он снова начал двигать меня, поворачивать, толкать в кресло и зацеплять мои ноги за руки, так что все мое полураздетое тело оказался под суровым укусом холодного воздуха. Он устроил меня так, что я растянулась, как сломанная игрушка, на жестких углах стула; голова откинута назад, рот приоткрыт, руки подбоченились.
Может быть, это не сломанная игрушка…
А использованная.
Жестко трахнули и оставили валяться в судорогах и истощении после ее насыщения.
Я чувствовала запах своего возбуждения и парила на натянутом проводе страстной надежды и стыда, если бы Ксавье мог видеть, как он увлажняет планку моих стрингов.
Щелчок камеры и стук его ботинок по полу были единственными звуками в течение долгих минут, пока он продолжал молча меня фотографировать. Тишина и прерывистый шум сводили меня с ума.
Я хотела, чтобы он что-нибудь сказал. Что-либо.
Просто чтобы доказать то, в чем мой безумный разум все больше убеждался.
Что рядом со мной был Александр, а не Ксавье Скотт.
Только нажатие большого пальца на небольшую вмятину на моей пухлой нижней губе парализовало мои мысли.
Я вдохнула еще одну порцию пьянящего аромата через открытый рот и бессознательно провел языком по подушечке большого пальца.