Очаровательный повеса

Она не знала почему, но этот портрет, на котором герцог был изображен почти полностью обнаженным, больше, по ее мнению, соответствовал личности хозяина дома, чем тот, что на лестнице, где он был в шелках, мехах и бархате. Создавалось впечатление, что, лишенный атрибутов богатства и титула, он обнажил свою звериную сущность.

На картине он лежал развалившись, весело глядя на мир дьявольскими голубыми глазами, с золотистыми волосами, рассыпавшимися по плечам. Его откровенно вызывающий взгляд словно говорил: «Вот он я, голый, весь на виду, лежу перед вами, но именно я здесь правлю балом, а не вы…»

Надменность его наготы усиливала впечатление могущества.

Бриджит, наклонив голову, долго разглядывала обнаженную красоту герцога, а потом прошептала:

– Интересно, что же ты задумал?

Глава 17

В полдень Эрик остановился, сел на поваленное бревно и достал сверток с хлебом и сыром.

«Полагаю, ты не против перекусить?»

«Если тебе не жалко», – скромно ответила Дав.

Эрик что-то буркнул и отдал ей половину своего завтрака. Дав показалось, что ничего вкуснее она в жизни не ела. Потом они продолжили свой путь и, в конце концов, подошли к полуразрушенной хижине. Эрик остановился и помрачнел.

«Ничего не говори. Просто пойдем…»

Эва лежала на груди Асы, все еще ощущая его внутри и понемногу приходя в себя. Под ее щекой гулко билось его сердце, горячее дыхание шевелило влажные волосы.

Прежде чем он выскользнул из ее тела, Эва подумала, что он излил в нее свое семя, а значит, возможно, в ней зародилась жизнь.

Ей следовало бы испугаться, а она почему-то почувствовала радость. Вот бы он действительно подарил ей ребенка! Тогда у нее останется память о нем, когда они расстанутся. Она – дочь одного из самых могущественных аристократов Англии, хоть и незаконнорожденная. Ей нечего опасаться за свою репутацию, поскольку таковой у бастардов попросту нет.

Как же она страдала от одиночества! Теперь она могла себе в этом признаться. Ей нужно что-то еще – или кто-то, – кроме приблудной собаки, птицы в клетке и трех слуг.

Эва с нежностью рассматривала лицо мужчины, который подарил ей незабываемые ощущения. Его густые длинные ресницы отбрасывали тени на щеки, и выглядел он очень усталым, что неудивительно: он много работал, постоянно тревожился о своем детище.

У него ведь тоже никого не было, вдруг подумалось ей. А нужен ли ему кто-то? Если да, то он хорошо скрывает свои потребности под заявлениями, что парк для него главное в жизни. Быть может, он и сам не знает, что ему нужно…

В этот момент зеленые, затуманенные усталостью глаза открылись, и Эва, не успев сообразить, что произносит то, о чем подумала, сказала вслух:

– Неужели этот парк для тебя все?

Аса, похоже, даже не удивился: возможно, он всегда думал только о «Хартс-Фолли», даже в постели с женщиной.

– Да, это моя пища: духовная и физическая, – воздух, которым я дышу.

Вот так все просто, констатация факта: небо синее, трава зеленая, а «Хартс-Фолли» – воздух Асы Мейкписа.

Эва скатилась с него и легла рядом.

– Мне очень жаль.

Аса повернул голову, явно озадаченный, если не сказать – оскорбленный.

– Жаль? Но почему? Это же самое красивое место…

– …в Лондоне. Я знаю. – Она пожала плечами. – Да, место действительно волшебное. Только я, как и любой житель или гость столицы, могу прийти туда, посмотреть и вернуться домой, а ты не можешь.

Аса ничего не сказал: только долго смотрел на нее усталыми зелеными глазами. Возможно, ему было прекрасно известно, что «Хартс-Фолли» держит его в рабстве.

Эва, поколебавшись, тихо сказала:

– Я видела, что сделал с тобой сегодняшний пожар, и боялась, что ты не переживешь, если все опять сгорит дотла.

– Я не замечал за тобой склонности к мелодраматизму, – напряженным голосом заметил Аса.

– А ее и нет. – Она тронула пальчиком его сосок. – Я узнала тебя, Аса Мейкпис, за последние несколько недель. Ты горячий, вспыльчивый, упрямый, раздражительный. Ты не всегда прав, но всегда уверен в своих действиях. Порой ты пугаешь театральный люд криками и руганью, но тем не менее они тебя обожают. Ты добр к животным и маленьким детям, умен, смел. Ты мне очень нравишься, и, возможно, я могла бы полюбить тебя… – Она сделала паузу, но, заметив вспышку тревоги в зеленых глазах, продолжила: – Только ничего подобного я себе не позволю, потому что тебе это не нужно. Только, поверь, ты заслуживаешь гораздо большего, чем превратиться в раба этого парка.

– Заслуживаю? – фыркнул Аса. – Ты говоришь так, будто меня насильно заставляют им заниматься, будто я мученик какой-то.

Эва грустно улыбнулась:

– А разве нет?

– Конечно, нет. – Он прищурился. – А как тогда насчет тебя?

Эва растерянно моргнула.