Очень храбрый человек

– Так, – согласился Залмановиц. – Если вы не найдете чего-нибудь еще, мы проиграли.

– И убийство сойдет Карлу Трейси с рук, – подытожила Лакост.

Бовуар встал, остальные тоже поднялись.

– Merci. Мне очень жаль.

– Мне тоже. Я подаю апелляцию. Сама судья Пеллетье меня просила. Ей сильно не по себе из-за этого дела. Я думаю, что она очень рассчитывает на отмену ее постановления.

Залмановиц проводил их до двери, пожал на прощание руки. Когда дело дошло до Гамаша, он наклонился и прошептал ему на ухо:

– Сочувствую в связи с этими видео. Вот уж воистину хреновый день. Не знаю, оказала ли эта «дубина» вам услугу или нет. Я говорю о публикации настоящей записи.

– Я знаю ответ на это, – сказал Гамаш.

Залмановиц кивнул:

– И еще одно, Арман.

– Oui?

– Вы украли собаку Трейси?

Бовуар и Лакост повернулись и посмотрели сначала на прокурора, потом на Гамаша.

– Да, я увел Фреда. Но я заплатил Трейси за него.

– Явно недостаточно. Он требует, чтобы ему вернули собаку. Он подал жалобу.

– Вы украли эту собаку? – спросил Бовуар. – Я думал, она приехала с Омером.

– Нет. Собака принадлежала Вивьен. Трейси собирался пристрелить пса. Поэтому я взял собаку. И я ее ему не отдам.

В этот день размытых границ требовалось провести хотя бы одну четкую линию, и она была проведена в вопросе с собакой. Вивьен они не смогли спасти, может, им и Омера спасти не удастся. Но Фреда они спасут.

Барри Залмановиц взглянул Гамашу в глаза и кивнул:

– Я об этом позабочусь. Не беспокойтесь.

– Merci.

Прокурор проводил их взглядом, когда они шли по коридору: Гамаш посредине, а по бокам два более молодых офицера.

Он вспомнил кадры из настоящего видео. Гамаш под яростным огнем тащит тяжелораненого Бовуара в безопасное место. Останавливает кровь. А потом уходит, чтобы продолжить бой.

А затем Изабель Лакост становится на колени рядом с лежащим на полу фабрики Гамашем, явно умирающим, раненным в голову и грудь, и держит его за окровавленную руку.

Теперь они втроем шли по коридору, их шаги эхом отдавались от блестящего мрамора, скрывавшего весь тот мусор, что находился внизу.

И если прокурор не завидовал Арману Гамашу в том, что тот завяз в этом деле и подвергается нападкам в социальных сетях, то вот в этом он ему завидовал.

Он смотрел им вслед, пока трое его посетителей не исчезли за двойными дверями в свежем апрельском дне.

Оказавшись на холодном воздухе, Бовуар, словно вышедший из забытья, заговорил:

– Я не уеду в Париж, бросив все это.

– И что ты предлагаешь? – спросила Лакост.

– Вернуться в оперативный штаб в Трех Соснах и перепроверить все, что у нас есть. Снова и снова. Пока не найдем чего-то пропущенного. Должно же там что-то найтись. Изабель, я знаю, официально ты все еще в отпуске, но…

– У меня в машине всегда наготове сумка с вещами для ночевки, – сказала она, усмехнувшись. – Старые привычки, верно, patron?

Гамаш улыбнулся. Старые привычки. Всегда быть готовым через минуту мчаться куда-нибудь на край света.

– Мне нужно заглянуть в управление, – сказала Лакост. – Как только закончу, приеду в Три Сосны.

Гамаш и Бовуар остановились у своих машин.

– Как вы собираетесь удерживать Омера у себя в доме?

– К счастью, у него нет своей машины, и я буду просить кого-нибудь оставаться с ним.

– Если он решит это сделать, то доберется туда пешком, Арман.

– Oui, – кивнул Гамаш. – Но ему нужна помощь, и я не знаю, что еще могу для него сделать, Жан Ги. А ты знаешь?

Он задал этот вопрос искренне. Но Жан Ги Бовуар не знал ответа.

Старший инспектор Бовуар надеялся и молился о том, чтобы найти что-нибудь, пропущенное ими.

Что-нибудь.

Что угодно.

Глава тридцать вторая

Сидя за рулем машины, Гамаш ехал следом за Бовуаром и разговаривал с Рейн-Мари по телефону, объясняя, пытаясь объяснить, что произошло в суде.

– А Омер? – спросила она. – Как он?

Арман помолчал, не зная, как лучше ответить на этот вопрос.

Сошел с ума от горя, боли и ярости?

Ожесточился оттого, что система, называющая себя справедливой, отпускает на свободу убийцу его дочери? На основании какой-то технической уловки. Или двух.

Безутешен? Размышляет над тем, как ему самому разделаться с Карлом Трейси?

Арман дал ей только один ответ, в котором не сомневался:

– Сотрясения у него нет. Он может ехать домой. Но ты не будешь возражать, если…

– Если он останется у нас? Конечно нет. Но…

– Сумеем ли мы не допустить его к Трейси? – сказал Арман. – Не знаю. Ты можешь подождать минутку?

Звонила агент Клутье.

– Старший инспектор? У нас проблема. – Она говорила шепотом, взволнованно.

– В чем дело?

– Мы все еще в больнице. Они его выпускают, но он отказывается возвращаться к вам.

– Хочет домой?

– Да, но в основном он говорит… – Ее голос дрогнул.

– Продолжайте.

Впрочем, Гамаш подозревал, что знает, о чем она скажет.

– Он говорит, что больше не хочет вас видеть.

– Понимаю. – Гамаш вздохнул.

Он действительно понимал. Дело было не только в том, что Трейси вышел на свободу. Что следователи что-то там напортачили. Дело было в том, что он нарушил свое обещание Омеру.

– Дайте ему трубку, пожалуйста.

– Он не берет, – ответила она после паузы.

– Тогда поднесите трубку к его уху.