Очень личная история. Опыт преодоления

А младшие дочки – я вообще считаю, что это наши спасательные круги на протяжении всего этого времени. Мы из больницы приезжаем, они носятся по квартире, переключаешь на них внимание, и некогда зацикливаться на болезни. Конечно, я невероятно устала. Был момент, когда я пошла к психологу, а он отправил меня к психиатру. Психиатр прописал антидепрессанты. В итоге я начала их пить, всё время спала. Они меня ввели в какое-то невероятное, в какое-то обнулённое состояние. Я не могла нормально общаться с детьми, мне всё время хотелось только лечь. Потом я себе сказала: «Нет, мне нужно жить, а не нейтрализовывать себя, я живой человек со своими эмоциями». Снова пошла к психиатру, рассказала ему о своих ощущениях. Он мне возразил: «Это чтобы нейтрализовать вашу тревожность». – «Нет уж, извините, у меня не такая тревожность, чтобы её настолько нейтрализовывать». Просто кто-то находит в себе силы бороться, а кто-то сдаётся.

Вот у меня мама потеряла сына, моего старшего брата, когда ему было девятнадцать лет. Человек трагично и внезапно ушёл из жизни. Мне тогда было тринадцать. И в какой-то момент Аниной болезни я маме сказала: «Мам, ты понимаешь, что внезапно, в один момент, потерять ребёнка – это проще, чем лечить, потому что лечить – это огромная самоотдача, видеть это состояние беспомощное…» А недавно я ей позвонила и сказала совсем другое: «Прости меня, потому что это не так, потому что это огромная ценность, когда я могу обнять Аню, поцеловать, увидеть её глаза, поговорить с ней. Я понимаю, как тебе тогда было тяжело, когда в один миг всё оборвалось…»

Да, всю жизнь будешь постигать, что истинно, что неистинно. И всё равно останется бесконечный вопрос…

А потом я разговариваю с Аней.

Анюта признаётся, что самый близкий её друг – мама. С мамой она может поделиться сокровенным, но некоторые вещи всё равно, считает, нужно хранить в себе, оставляя в тайниках души. Об отце говорит, что живёт он в Калининграде, а папа двух её младших сестёр – ей отчим. Да, она может с ним о чём-то поговорить, но не так, чтобы…

– А так у меня есть одна подруга, Лера, которая всё время сидит в телефоне. Я пытаюсь ей об этом говорить, но бесполезно. Встречаюсь с ней, например, в кафе, что-то ей говорю, а она «угу», а сама всё время что-то в телефоне делает, очень зациклена на этом.

– Что для тебя истинная свобода, Аня?

– Жить без телефона и интернета.

– Неужели смогла бы?

– Вот смогла же неделю в «Шередаре». Я могла бы всю жизнь жить без телефона, если бы была яркая жизнь. Когда каждый день встречаешься и гуляешь с друзьями. В «Шередаре», когда выходила свободная минутка, когда мы, например, завтракали, обедали, мы в основном общались, смотрели друг на друга.

– Как тебе кажется, ты зависишь от чего-то слишком сильно?

– Когда куда-то иду, я не могу идти без наушников. Нужно, чтобы в уши были всунуты наушники.

(Хронические наушники – способ отгородиться от агрессивной среды, одна из примитивных защит человечества. Психике так проще. Но это не устраивает душу Ани, в этом главное противоречие. Её восприимчивая, жаждущая общения душа противится подобной защите от мира.) А дальше, лишь в подтверждение этому, Аня рассказывает о самом ярком впечатлении от «Шередаря»:

– Это были шепталки со свечами. Когда вечером перед сном мы выключали везде свет, зажигали свечку, укутывались в пледы, садились на пол и о чём-то говорили о своём. Получается, у нас очень плотный график был, почти отдыха не было. Вечером мы собирались группами, девочки и мальчики, шли в один домик и обсуждали то, что происходило за день, что открыли для себя, жизненные истории рассказывали.

– Аня, а ты не замечала, чтобы кто-нибудь рвался домой? Дети же все разные, есть коммуникабельные, быстро вливающиеся в коллектив, а есть очень настороженные интроверты. Были такие, кто не смог адаптироваться в лагере за неделю?

– В начале недели, получается, да, некоторые говорили: я хочу домой, отвезите меня обратно. А в конце недели, наоборот, все уже говорили: не хочу домой, можно тут остаться? На самом деле там очень добрые люди. Если не очень хорошо себя чувствуешь, не можешь, например, за собой грязную посуду убрать, то помогают, сразу все на стрёме. Я там на смене одна такая была, без причёски, без шевелюры, почти сразу после операции.

– А на что ты можешь больше всего обидеться в повседневной жизни?

– На грубость.

– Тебе часто приходится сталкиваться с грубостью?

– Да, у нас много грубых людей.

– Как ты думаешь, откуда в людях берутся злость, агрессия?

– От обиды. Некоторые мне говорили: вот, меня обидел друг, и из-за этого я злой.

– А что в твоём понимании предательство?

– Наверное, уйти без причины, ничего не говоря. Если человек говорит: я не хочу с тобой дружить, всё, пока, – это для меня не предательство, это просто откровение; а когда человек уходит без причины, а может быть, и зная причину, но не говоря о ней, – это предательство.

(Юный человек не может так говорить о предательстве, не пережив его сам.) Аня пропустила учебный год, сейчас на домашнем обучении; полагаясь на собственную интуицию, спрашиваю: