Очень личная история. Опыт преодоления

– На одной смене у нас бывает от семидесяти до восьмидесяти детей. С детьми работают волонтёры-мастера, обладающие творческими или спортивными способностями, волонтёры-вожатые (шери), волонтёры-фотографы, делающие фоторепортажи смены. Волонтёры-медики следят за безопасностью детей в командах либо работают в медицинском доме в зависимости от того, где они себя комфортнее ощущают. Отдельная категория волонтёров – это команда поддержки. Это, условно говоря, старшие волонтёры, которые уже на первой смене понимают, как это работает, и помогают остальным. Вообще, мы проводим очень строгий отбор волонтёров. У шери есть шери-лидеры, у мастеров – мастер-лидеры, у фотографов – фотограф-лидер. Ассистенты директора лагеря – это люди, организующие процесс поддержки и помощи всем волонтёрам. Это что касается рабочей структуры.

Если говорить о творческой, развивающей составляющей, у нас существует большое количество различных мастерских. Каждый ребёнок имеет возможность выбрать и посетить за смену двадцать четыре мастерские. Четыре мастерских в день по расписанию плюс вечернее мероприятие. Хоть смена длится всего восемь-девять дней, она очень насыщенна с точки зрения содержания. Мы акцентирумся на том, от чего дети сегодня отвыкли, – на межличностных отношениях. Первое обязательное условие в лагере – отсутствие телефонов. Ребята сдают их сразу после приезда и, поскольку лишены возможности в них уткнуться, полностью погружены в текущие дела и друг в друга. Они всё время со своими сверстниками, с волонтёрами, расписание дня жёстко распланировано. Завтрак, две мастерские, обед, две мастерские, ужин, затем вечернее мероприятие и потом, в 22.30–23.00, отбой. Единственное, у детей, приезжающих на онкосмены, энергетический статус понижен. Они устают сильнее, и мы стараемся попроще, полегче сделать им программу, а сиблинги – они кого хочешь ушатают.

Я работаю здесь с 2012 года, сам приехал сюда первый раз как волонтёр. До этого преподавал клиническую психологию в Курском государственном университете. В 2012 году к нам в вуз пришёл запрос: во Владимирской области открывается реабилитационный проект, хотите ли вы поучаствовать в нём? И я повёз студентов первый раз посмотреть, что это такое, как раз на ноябрьскую смену 2012-го. А дальше мы с фондом полюбились друг другу. До 2015 года работал в лагере волонтёром, приезжал на смены, привозил своих студентов. А в 2015-м переехал из Курска поближе к «Шередарю», живу в Орехово-Зуеве, работаю постоянно уже третий год.

– А как обстоит дело с подобными реабилитационными центрами в регионах?

– Мы себя позиционируем как центр передового опыта. Мы таковым и являемся. К нам летят дети из Петропавловска-Камчатского, из Владивостока, из Калининграда. Но «Шередарь» не может принять всех испытывающих в этом потребность. Подобные реабилитационные программы необходимо организовать в регионах. С этой целью мы проводим ежегодную конференцию, где всем происходящим в «Шередаре» делимся. Заинтересованные люди должны учиться договариваться с региональными властями, чтобы те предоставили площадку; со спонсорами, чтобы они вкладывались в такие центры. Сейчас по меньшей мере десять регионов начали потихоньку организовывать и развивать у себя нечто подобное: Калининград, Новосибирск, Уфа, Курск, Белгород, Челябинск, Брянск. В Перми очень хорошо дело пошло. Они сепарировались уже от нас. Нам приятно, что это происходит.

– Владислав, и всё-таки, в какой степени государство проявляет к этому интерес? Или энтузиасты в регионах делают ставку только на частных инвесторов?

– В этом году произошёл небольшой сдвиг. Некоторые региональные фонды, работавшие с нами на уровне передачи опыта, смогли получить гранты. Уфа, например. Сдвиг пока медленный, но, думаю, это закономерно. Люди, работающие в сообществе некоммерческих организаций и желающие помочь, не до конца знают, как это лучше сделать. Зачастую им не хватает профессионализма и знаний. Отсюда и заявки на гранты по уровню были невысокого качества. Поэтому здесь нельзя говорить о полном игноре со стороны государства. Сейчас постепенно к некоммерческим организациям приходит понимание, что, если работаешь с детьми, желательно иметь психолого-педагогическое образование, побольше профессионализма и знаний в этой области.

– А как к вам дети попадают? Вы поддерживаете связи с медицинскими центрами?

– С кем-то мы взаимодействуем больше, с кем-то меньше. На самом деле существует три основных источника прихода детей на программу с учётом того, что мы отдельно в пиар не вкладываемся. Это позиция нашего учредителя Михаила Афанасьевича, он считает, что мы и так делаем огромное дело, и справедливо будет, если кто-то по личной инициативе нам в этом поможет, расскажет о нас.