Очень личная история. Опыт преодоления

Наш разговор сопровождает музыка; в крыле напротив идёт репетиция яркого и фееричного шоу с участниками смены. После чаепития Владислав ведёт нас по территории – по расходящимся полукружьями от центрального здания просекам. «Вот здесь у нас медицинский дом, вот здесь гостевой. Все дома оборудованы подъездами для детей с ограниченными возможностями». Он заводит нас в дом-мыловарню: там за огромным столом сидит малышня, вместе с волонтёрами они увлечённо колдуют над созданием разных сортов мыла. Затем мы идём в один из домов, где во время смен живут дети. Крепко пахнет свежим деревом, широкая прихожая, большая зона гостиной, слева по коридору, друг напротив друга, спальни и две просторные душевые. Благодаря высоким потолкам в доме обилие воздуха и света. Окна встроены в бревенчатые стены так, что и в коридоре между спальнями виден небесный свод; всё продумано до мелочей, какого-то необычайно надёжного качества. В следующем специально обустроенном доме мы наблюдаем, как волонтёры терпеливо обучают девочку-подростка подъёму на канатную дорогу – девочка уже наверху, в воздухе, – волонтёры объясняют ей, как крепить карабин на поясе. Девочка заметно волнуется, но её страхуют. Трое волонтёров одну девочку. «У тебя обязательно получится», – уверяют они её. Затем мы идём на конюшню. У Владислава с собой рация, он постоянно на связи с кем-то из сотрудников, успевает отдавать распоряжения. Окунаемся в сладковатый запах сена, там в просторных загонах красуются четыре лошади, их на периоды смен «Шередарю» предоставляет конюшня отеля «ВКС-Кантри» (один из ключевых спонсоров реабилитационных программ). Дети кормят лошадей с рук – от прикосновений лошадиных губ к ладоням дети смеются и удивляются густоте лошадиных ресниц. Ещё там живут крупные кролики, их можно и нужно брать на руки, это прекрасная терапия. У кроликов, оказывается, никогда не бывает онкологии.

Потом Владислав говорит, что не отпустит нас без обеда. А мы и не отказываемся. Возможно ли, после столь ароматных, бесподобных булочек! Вместе с детьми мы движемся вдоль сортировочного стола и выбираем еду. Вокруг счастливые возгласы: смотрите, наггетсы! наггетсы! Как будто на свете нет ничего вкуснее этих куриных наггетсов, хотя ассортимент еды огромный, на самый пристрастный вкус.

Владислав, клинический психолог (беседа во время чаепития)

– Всё, что здесь происходит, это то, за чем наши дети ездили в Барретстаун в Ирландию, очень небольшими группами, по двадцать – тридцать человек. Они продолжают и сейчас ездить. Но онкологией в России болеют десятки тысяч детей, потребность в подобной реабилитации огромная. И Михаилу Афанасьевичу пришла в голову такая простая идея: зачем наши дети ездят туда? В эту маленькую страну Ирландию, с маленьким количеством людей, которые за свой же счёт нас принимают. Конечно, он был в Барретстауне, общался с работающими там людьми. В 2012 году он начал строить центр здесь, приглашать иностранных специалистов, в частности Терри Дигнана, сотрудника лагеря в Барретстауне. У Михаила Афанасьевича подход такой: многие шаги в Европе уже пройдены, и зачем набивать шишки, если можно перенять опыт?

– А как давно в Европе появились первые такие лагеря?

– Те центры, на которые ориентировались мы, появились в 80-х годах XX века. Это именно та сеть, с которой начал Михаил Афанасьевич. Изначально идея принадлежала актёру Полу Ньюману. Он хотел создать место, где дети после долгого пребывания в больнице могли бы снова почувствовать себя детьми, устроить себе отдых, праздник. В 1994 году Ньюман открыл первый такой лагерь в Европе, именно в Барретстауне. Но прецеденты подобных лагерей существовали и до этого. Вообще, направление, в котором мы работаем, терапевтическая рекреация, раньше называлась рекреационной терапией. Скачок произошёл после Второй мировой войны, когда появилось много солдат с посттравматическими синдромами, расстройствами психики, а дальше это стало множиться и распространяться на те категории, которым это нужно, которые в этом заинтересованы.

Все программы для детей у нас бесплатные. Мы просим родителей или отправляющую организацию взять на себя только одну статью расходов: проезд до Москвы или до Владимира. Это принципиальная позиция, люди должны быть активно включены в процесс, хотя бы какой-то минимальной частью.

– Вы принимаете детей только после онкологии?

– Сейчас да. Но в наших планах ещё нескольких программ. Мы должны их отработать на уровне технологии, а потом уже думать о присоединении. Наш аспект всё-таки не медицинский, а психолого-социальный; думаю, таким он и останется. Если же брать международный опыт, то существуют, например, программы для детей с сахарным диабетом.

– Владислав, расскажите подробнее об устройстве «Шередаря».