– Первое моё яркое детское впечатление: мне было лет девять, может быть, десять. У нас в классе от рака, тогда это называлось белокровие, умерла девочка. Самая красивая в классе, Таня Плетнёва. Она была такая… немножко на дистанции держалась, очень умная, красивая, добрая девочка. И у нас, у детей, тогда это не укладывалось в голове, что кто-то из нас умер. Я начал осознавать, что она умерла, только гораздо позже. На похоронах я этого не понимал. На меня это событие сильно подействовало, я начал задумываться, что такое смерть, что такое белокровие. И второй эпизод: мне было лет тринадцать, я неосторожно прыгал с дерева на дерево, подо мной обломилась ветка, я упал и сломал позвоночник. У меня был компрессионный перелом. Это событие обсуждала вся школа. Пролежал около трёх месяцев в больнице, а перед выпиской врач сказал: «Ты можешь лежать, ходить, стоять, но сидеть ты не можешь». И для меня было огромным барьером войти в класс и стоять, когда все дети сидят. Я вообще боялся заходить в класс после трёх месяцев отсутствия, это огромный для меня был подвиг – просто войти в класс. Не мог себя заставить, я стеснительный был. Вроде бы и учиться надо, родители тебя в школу посылают, а с другой стороны, все же будут смотреть на меня. Для меня это тогда было преодолением… Вот так стоял на уроках где-то месяц. Сейчас я понимаю, что родители наверняка ходили в школу, разговаривали с учителями. Отец был известным в городе человеком, его хорошо знала вся школа, в том числе директор. Думаю, если бы я был ребёнком, которого не поддерживают родители, меня могли бы зашпынять по полной программе, просто загнобить. Я очень благодарен родителям, учителям, детям, которые меня никак не поддевали.
Потом летом, помню, пошёл на речку, и меня разглядывали ребята: покажи, где у тебя перелом? Хотели увидеть у меня на спине внешние признаки. Смотрят, удивляются: да у тебя там ничего нет… так ты и не болел… А я гордый: что ж я тогда на вытяжке в больнице лежал?
– Раз уж вы затронули родительскую тему, насколько важную роль в вашей жизни играют родственные узы?
– Огромную. Но я не понимаю вопроса.
– Бывает, отношения в семьях складываются по-разному. Некоторые люди не ставят семью во главу угла, для них родственники куда менее значимы, чем, например, друзья или сослуживцы. Для других же кровные узы есть нечто святое и неприкосновенное.
– Знаете, я уже в таком возрасте, когда обычно понимают, насколько это важно. У меня был период отторжения, период ссор с родственниками. С кем-то из семьи мы не разговаривали, ссорился с отцом. Не хочу в подробности вдаваться. Но когда-то я читал, что у всех великих людей были замечательные матери. Я себя к великим, конечно, не могу отнести, но с мамой мне очень повезло. Она умная, добрая, с ней до сих пор интересно общаться, хотя в ноябре этого года ей будет девяносто два, дай ей Бог здоровья. С моей бабушкой, маминой мамой, они пробыли в оккупации под немцами больше года. И моя бабушка, когда пришёл срок, отправила свою дочь в пищевой, чтобы та никогда не голодала. Мама в своё время закончила Киевский пищевой институт по специальности экономист. С мамой мы по-настоящему дружим, она всегда меня поддерживает. Мне это очень важно. Я до сих пор чувствую себя защищённым, потому что есть мама. Хотя мне шестьдесят три года. Мама есть, значит, не моя очередь ещё. Вообще, это очень помогает, даёт очень много сил.
Бабушка по маминой линии была известной в городе медсестрой, нет, больше, чем медсестра, работала в больнице фельдшером, её весь город знал как классного медицинского специалиста. У нас в семье, кстати, когда мы были детьми (у меня две сестры – старшая и младшая), была такая традиция, такое правило – если кто-то заболел или находится под угрозой заболевания, вся семья всё бросает и занимается этим человеком. Родители могли ругать, наказать, но если ты болен, ты на особом положении. Мне кажется, это очень важно для детишек, которые приезжают на реабилитацию в «Шередарь». Чтобы как можно больше родственников им помогали и поддерживали. И папы, и мамы, и бабушки, и дедушки. Хотя бы морально. Потому что это огромное испытание – такая болезнь. И если кто-то из родителей проявит слабинку и сбежит, это можно иногда расценивать даже как убийство. Ты не можешь сбегать, ты дотащи этот воз, потерпи год, два, три, доведи дело до конца. Если ребёнок уйдёт из жизни, что ж, потом и ты уходи, если принял такое решение. Но пока ребёнок болен, ты не имеешь права его бросать.