— А условия были самые обыкновенные. В том, что касается Игоряинова, я ручаюсь... Разве что он замороженный воздух глотал. Помните «Продавец воздуха»? Или там были шарики со сжатым воздухом — запамятовал...
— То, о чем вы рассказали, в принципе, невозможно. Признайтесь, вы меня разыграли? Или, быть может, пощадили и не захотели говорить правду?
— Нет, Муся, — покачал головой Каляев, — я тоже думал, что меня разыгрывают, но потом... Послушайте! — Он встрепенулся. — Есть способ проверить. Я не дозвонился Буркинаеву. Логично предположить, что если меня взялись так серьезно разыгрывать, то предупредили и Буркинаева. Если позвоню ему я, то, вероятнее всего, услышу вариант этого ужастика, а вот что будет, если позвоните вы?
Через минуту, переговорив с женой Буркинаева, Кирбятьева доложила Каляеву, что с Буркинаевым все нормально — в данный момент он на читательской конференции в магазине «Федоров унд Гутенберг». Каляев потребовал телефонную книгу, позвонил в магазин и попросил позвать писателя Федора Григорьевича Буркинаева — да, да, того самого, что встречается с читателями, — и наконец услышал в трубке знакомый голос.
— Как ты меня нашел? — удивился Буркинаев, известный в кружке двенадцати под прозвищем Верхняя Вольта. — Что-нибудь случилось?
— А почему ты считаешь, что случилось? — вопросом на вопрос ответил Каляев.
— Да потому что мы с осени не общались, а тут срочность такая. Стал бы ты меня по магазинам разыскивать. Говори, что стряслось, не томи!
— Ты про Игоряинова слышал?
— Нет, а что?
— Пропал Игоряинов. И Максимов пропал. И Попов. Капля умер, но никто из близких тела не видел. С Панурговым, Бунчуковым и Портулаком — тоже неладно. Со вчерашнего дня они как в воду канули. Понял, какие дела?
— Не понял. Про Каплю я еще зимой знал...
— Ну, может быть, Капля из этого ряда выпадает. Но с Игоряиновым все произошло почти у меня на глазах. Кто-то всерьез занялся «Рогом изобилия». Кто-то или что-то...
Сразу говорю: если ты думаешь, что я шучу или с ума сошел, то ошибаешься. Я и сам до сих пор подозреваю розыгрыш.
— Такими вещами не шутят.
— То-то и оно. Слушай, Федька! Сворачивай свои посиделки и дуй ко мне. Я у Марии Кирбятьевой — это которая Марина Ожерельева. — Каляев продиктовал адрес. — Ну, а на тот вариант, что у меня с головой что-то... Не бойся, я не буйный и не заразный. И потом всегда можно вызвать «скорую»...
Он положил трубку и сказал Мусе:
— Буркинаев ничего не знает. Это ясно. Хотя... что-то он очень легко все принял. Будто был готов к моему звонку... Муся, куда проще поверить, что они все заигрались со мной, чем в то, что люди лопаются, как мыльные пузыри. Только надежды на то, что это шутка, становится все меньше...
Каляева прервал телефонный звонок. Муся схватила трубку. Пока она говорила (а произносила она сплошь междометия), выражение ее лица несколько раз менялось, и, соответственно, мрачнел или, наоборот, светлел лицом Каляев. Закончив говорить, Муся уронила голову на руки. Каляев застыл в неудобной позе ожидания. По прошествии двух-трех минут Муся наконец отняла ладони от лица и сказала:
— Эдика нашли, он здоров... Но у нас все кончено... Он мне не простит, и в этом виноваты вы — это вы заморочили мне голову. Что-то там не сработало, и вместо того чтобы просто сообщить Гилобабову, Эдика вытащили из редакции «Синей тетради», отвезли в отделение и засунули в телевизор...
— Куда? — изумился Каляев.
— В камеру для задержанных, так на милицейском жаргоне, — объяснила Кирбятьева. — Гилобабов попросил, чтобы перед ним извинились и доставили его прямо сюда... Но поздно, поздно извиняться! Эдик — он гордый!
Каляев испытал облегчение, смешанное со злорадством. Во-первых, Панургов оказался цел и невредим, а во-вторых, за участие в розыгрыше, если таковой имел место, он получил сполна.
— Откуда Эдику знать, что в кутузку его засунули с вашей подачи? — сказал Каляев. — Наоборот, можно представить дело так, будто вы его вызволили.
— А как в таком случае я узнала, что он туда попал?
— Наврите что-нибудь, главное — говорить побольше, — посоветовал Каляева, для которого никогда не было проблемой развести турусы на колесах. — Сразу поверит, а потом уже не важно. Я дождусь Эдика и приму первый удар на себя. Все равно не могу уйти, раз пригласил сюда Буркинаева. И мне почему-то кажется, что раз нашелся Панургов, то, значит, должен найтись и Бунчуков.
Он подтащил к себе телефон и набрал номер Бунчукова. И ему ответили!
Гай Валентинович шел домой в глубокой задумчивости. Если воспользоваться усредненным языком Бородавина, Марины Ожерельевой и Сергея Тарабакина, то можно сказать, что неугасимые воспоминания теснились в его голове, а перед его внутренним взором проносились картины неувядаемого прошлого.
В середине лета 1942 года разведвзвод, в который входил Верховский, десантировался в районе Барановичей. Перед разведчиками ставилась задача отыскать и организовать отправку в Центр членов группы «Эпсилон», сброшенной в этих местах в конце весны. Рассматривались любые варианты, и не исключалось, что группа окажет сопротивление.