Очень мелкий бес

Приказ Центра дорого обошелся разведчикам. Взвод попал в плотное кольцо и почти весь полег под немецкими пулеметами. Потерявший своих Верховский две недели пробирался на восток, а затем встретил окруженцев и провоевал с ними до того несчастливого дня, когда пришел в город на связь с местными подпольщиками и угодил в облаву.

Так и не узнал он тогда доподлинно, сумели они выйти на «Эпсилон» или нет. И вот теперь, благодаря мемуарам Бородавина, все разъяснилось.

Верховский добрался до дома, проверил почтовый ящик на предмет письма от американской дочери, рассеянно пообщался с Клотильдой и прямо в куртке сел за письменный стол. Клотильда, дивясь такому нарушению установленного порядка, укоризненно уставилась на Гая Валентиновича зелеными глазами. Верховский же установил пюпитр (в отличие от пюпитра, которым он пользовался в издательстве, имевшего вид строгий и официальный, этот был разрисован райскими птицами), вынул из портфеля остатки бородавинских мемуаров и, подровняв страницы, поло­жил их слева от себя.

Первая оказавшаяся на пюпитре страница начиналась с середины или, может быть, даже с конца предложения: «...исходя из экстраординарности текущего момента». Дальше было написано: «В отряде „Варяг», кроме меня и тов. Бескаравайных, было шесть вакцинированных партизан. Плюс к тому вакцина была введена тов. Бескара­вайных, Васей Плюгиным до его трагической гибели и мною порядка тридцати чело­векам, когда мы по какой-либо надобности появлялись в населенных пунктах. По преимуществу это были мужчины, но я лично вводил вакцину и женщинам.

Одна женщина была с виду простая и производила впечатление настоящей советской женщины. Я не хотел ее пугать и попробовал объяснить свое намерение, упирая на то, что это ее долг перед Родиной, истекающей кровью в борьбе с фашистскими нелюдями. Мне показалось, что женщина меня поняла, потому что она положила наземь свою вязанку и легла на траву в привлекательной позе. Не скрою, вид ее мне как мужчине был соблазнителен, но долг для меня всегда был превыше всего. Я упал на эту так и оставшуюся мне неизвестной труженицу и нежно прокусил ей кожу на шее. По тому, что она попробовала вырваться, я уяснил, что до конца она меня все-таки не поняла, но остановиться уже не мог и закончил начатое. „Ну что ж, — думал я тог­да, исчезая в лесу, - когда-нибудь, когда наступит эпоха открытости и гласности, я смогу рассказать всю правду, и ты эту правду узнаешь. А пока — прощай!..»

На  этом  заканчивалась  первая  из  сохранившихся  страниц.  Гай  Валентинович  положил ее справа от пюпитра и взял следующую.

«...Вновь прибывший показался нам очень подготовленным человеком. Он прекрасно стрелял с обеих рук, знал основы боевых единоборств и наизусть читал отрывки из писателей Серафимовича и Гладкова. В бою он тоже не тушевался, а тут подоспели анализы, сделанные Равилем Зиннуровичем Ханумановым. Из них стало ясно, что Сердюк обладает уникальным составом крови, соответствующим наистрожайшим требованиям вакцинирования.

Учитывая его подготовленность, решено было, что вакцинирование проведем мы с тов. Бескаравайных при поддержке наиболее сознательных из вакцинированных партизан. Оно прошло успешно, не считая того, что послевакцинальный период Сердюк переживал тяжело: его мучили кошмары, миражи, галлюцинации и видения, и у него оказалась особо острая реакция на чеснок. Например, тов. Бескаравайных и я, закаляя свои организмы, специально ели сало, приготовленное с чесноком (правда, сам чеснок выбрасывался), а Сердюк не только не ел с нами, хотя мы приглашали его, но и дважды терял сознание при виде выковыриваемого тов. Бескаравайных чеснока.

Зато Сердюк обрел способность к полету. Он взлетал повыше верхушек деревьев и зависал в воздухе надолго, подобно аэростату. Мне же удавалось, как я уже говорил, подняться в воздух лишь на несколько десятков сантиметров, да и то лишь после приема свежей крови. Тов. Бескаравайных вообще не мог взлетать, хотя и мечтал об этом. Недостатки этого богатыря были следствием его достоинств — тов. Бескаравайных крепко стоял на земле. На той нашей земле-матушке, которую обороняли мы всей страной от вторгнувшегося...»

Так  обрывался  текст  на  второй  странице.  Верховский  переложил  ее  направо  и пристроил на пюпитр еще одну.

«...но не дождались. Я еще не знал, что мне больше не доведется увидеться с ним, выслушать его мудрый совет. В те дни светлый образ тов. Бескаравайных постоянно стоял перед моими глазами. Я и сейчас вижу его образ, как наяву, а ведь с тех объятых пожарами лет прошло очень много времени.

Наутро я вступил в жестокий конфликт с тов. Трапезундом, который намекнул на дезертирство тов. Бескаравайных. Позже тов. Трапезунд сказал, что ни на что он не намекал, а от нервов, не зная зачем, прочитал по памяти одну из загадок, и я его не­правильно понял. Что ж, может быть и так...