Так, постепенно, думая о сокровенных вещах, мы подлетели к цели. Первым шагнул в бездну Вася Плюгин, за ним — наш комиссар тов. Трапезунд и Равиль Зиннурович Хануманов, наш врач, следом прыгали Маня Соколова и я. Тов. Матвей Бескаравайных, командир нашей группы, покинул самолет последним. Родная, но оккупированная, стонущая под пятой подлого врага земля понеслась нам навстречу. Но мы этого не видели, потому что прыгали в полной темноте. Мне повезло: я приземлился на поляне, а вот тов. Бескаравайных и Плюгин попали на деревья. Еще хуже пришлось нашему комиссару: он подвернул ногу, которая распухла и затрудняла его передвижения...»
Верховский пропустил десятка два страниц, где Бородавин в деталях описывал, как Хануманов вправлял вывих комиссару Трапезунду.
«Мы вышли в назначенный квадрат, где в тайниках были заложены боеприпасы, продовольствие и необходимое нам снаряжение, в том числе и медицинская аппаратура для Равиля Зиннуровича Хануманова. Прежде чем вырыть землянку, тов. Трапезунд провел партсобрание. Мы собрались вокруг него в кружок, а Маня Соколова, которая не была членом ВКП(б), отошла за кусты. В основном тов. Трапезунд говорил о судьбоносности выполнения нашего задания. Видимая часть его айсберга была в том, чтобы совершать диверсионные акты против бесчеловечных и жестоких оккупантов вплоть до полного их изгнания с нашей родной земли. Но главная, то есть невидимая, часть айсберга состояла не в этом. Мы под видом обычных партизан должны были входить в доверие к селянам и искать среди них самых преданных патриотов, затем Равиль Зиннурович Хануманов должен был брать у них кровь на анализ и с помощью найденной в тайнике аппаратуры выявлять, окажутся ли эти люди восприимчивы к вакцине. Честь производить вакцинирование была поручена Васе Плюгину и мне. Думаю, нам удалось доказать, что не прошли даром упорные тренировки, которые мы перед заброской проводили на каучуковых моделях и специально проверенных на невосприимчивость к вакцине дезертирах и предателях Родины. Благодоря нам в зоне действия нашего отряда умножилось число бессмертных богатырей-патриотов. Но это было уже позже.
К сожалению, сутки выброски, так благополучно (если не считать ноги тов. Трапезунда) начавшиеся, далее были не так удачны и даже, можно сказать, трагичны. Когда партсобрание закончилось, мы стали звать Маню Соколову, но она не отзывалась. Поиски ее были долгими, но безрезультатными. Много позже мы поняли, как было дело. Наш лагерь мы разбили на острове посреди топкого болота. Вероятно, Маню привлекли сочные ягоды, она, уходя все дальше, угодила в трясину и утонула. После войны я неоднократно писал письма в вышестоящие инстанции (вплоть до ЦК), что бы в точке погружения Мани были проведены поисковые работы. Ведь она была вакцинирована и, следовательно, осталась жива, даже не будучи в состоянии выбраться со дна болота. Но поиски Мани произведены не были: помешали культ личности, волюнтаризм, застой и перестройка. Это дело будущих поколений.
Кроме того, что нам жалко было Маню, мы потеряли связь с Центром. Манина рация была теперь бесполезной железкой. Единственное сообщение, которое она послала, было о благополучном приземлении. Никто из нас, ни даже тов. Бескаравайных и тов. Трапезунд, не умели обращаться с рацией.
Когда мы поняли, что Маню не найти, тов. Трапезунд провел новое партсобрание, где обсуждались наши задачи в изменившихся из-за утонутия Мани условиях. После этого мы приступили к устройству лагеря, где позже провели больше полугода, с августа 1942 г. по апрель 1943 г. Лагерь был устроен...»
Верховский пролистал еще несколько страниц, подробно повествующих о рытье землянки, потом просмотрел по диагонали рассуждения Бородавина о роли в войне второго фронта и добрался до воспоминаний о боевых акциях. Длинные, с витиеватыми отступлениями описания гибели немецких эшелонов с «многочисленной вражеской живой силой и техникой» он тоже пропустил и продолжил чтение, лишь зацепившись за слова «Невидимая часть айсберга».
«Невидимой части айсберга мы, несмотря на отсутствие руководящих указаний из Центра, уделяли много времени. Местные жители помогали нам с воодушевлением, но после того, как немцам стало ясно, что в районе действует диверсионная группа, и они начали угрожать населению за это расправой, отношение к нам изменилось к худшему. Люди просили нас передислоцироваться в другой район и даже в безлюдные непроходимые леса, многие из них предлагали себя в проводники. Но мы отказывались, так как врагов в тех лесах не было, а мы прибыли для того, чтобы бороться с коварным и ненавистным врагом.