Очень мелкий бес

Они поднялись наверх, и Виташа открыл дверь. Портулак просунул руку и нащупал выключатель. Красный свет залил коридор. Пока Виташа и Вадик заглядывали в ванную и туалет, Зоя прошла в комнату. Здесь был относительный порядок, если во­обще к квартире Бунчукова применительно это слово. На поверженном шкафу сто­яла одинокая бутылка из-под водки, которой перед уходом опохмелялись певец паранормального Марксэн Ляпунов и литературный критик Эмиль Пшердчжковский.

— Ничего необычного не замечаешь? — спросил Портулак Виташу.

Тот отрицательно покачал головой. Зоя прошла во вторую комнату, они последовали за ней. Постель, в которой проспали ночь Марксэн и Каляев, была не убрана; одеяло валялось на полу, и на пододеяльнике четко выделялся отпечаток рифленой подошвы.

— А помнишь, Вадюля? — сказала Зоя, похлопывая ладонью по кроватной спинке, на которой красовалась прилепленная Борисом наклейка с надписью «Наѵе а пісе ѵау», что соответствует русскому «Счастливого пути!».

Когда их роман был в разгаре, Бунчуков частенько одалживал Портулаку ключи от квартиры. Впрочем, эта кровать помнила Зою не только в сочетании с Портулаком, но и с Каляевым и самим Бунчуковым.

— И здесь все как обычно, — пробормотал Портулак, делая вид, что он, в отличие от Зои и кровати, не помнит ничего. — Пошли на кухню.

На кухне им открылся невообразимый натюрморт из грязных тарелок, объедков и пустых бутылок. Поверх всего этого лежали увядшие цветы и полотенце с потерявшим цвет Микки-Маусом. Приглядевшись, можно было узнать в лежащих на полу за­ сохших серых комках еще два полотенца.

— И здесь все как обычно, — передразнила Портулака Зоя. — Хватит мне лапшу на уши вешать. Давайте результаты вашего разгула ликвидируем, а там, глядишь, и Бунчуков подойдет. Послушаем, что он станет говорить, не зная, как вы тут мне ара­па заправляли. А что это полотенца у него в таком виде?

— Пойдем в комнату, Виташа, — сказал Портулак, принципиально игнорируя Зою.

— И не вздумай убегать. Догоню и ноги твои длинные выдерну. Ясно?

С  этими  словами  Зоя  приступила  к разборке завалов на столе. А Портулак завел Виташу в комнату, плотно притворил дверь и спросил:

— Ну и что же мы будем делать?

14

Оказавшись дома, Мухин первым делом залез в кладовку и отыскал за банками с краской респиратор, в котором прошлым летом покрывал пол едким лаком. Надел его — в нос ударил запах резины; это было неприятно, но терпимо, — прошел на кухню, покидал в полиэтиленовый пакет домашние запасы чеснока и выбросил в мусоропровод. Даже вид чесночных головок был ему отвратителен; одна выпала из пакета, и Мухин остервенело растоптал ее движениями из ритуального чукотского танца, посвященного поимке и разделке моржа, а потом тщательно вымыл пол.

Самое мерзостное заключалось в том, что Мухин вполне понимал неадекватность своего поведения и очень страдал от этого. Чувства его находились в совершеннейшем раздрае. В нем боролись два человека: один — рассудительный, неспешный в движениях, уверенный в том, что знает себе цену и что эта цена высока; другой — буйный, до сего времени дремавший в глубинах подсознания и вдруг неведомо как и зачем вырвавшийся наружу. Побеждал именно буйный, а рассудительному оставалось быть вынужденным свидетелем его несуразных выходок и страдать из-за них морально и физически.

Покончив с чесноком, Мухин зачем-то пробежался по комнатам, украшенным живописными полотнами кисти мамы Мухина, папы Мухина, жены Мухина и лично самого Мухина, а также рисунками мухинских сыновей, и остановился перед стен­кой, в которой хранилось семейное серебро. Рассудительный попробовал урезонить его, но, пока он перебирал в уме аргументы (а ум у них был общий, и он спотыкался о мысли буйного), буйный открыл военные действия и вытряхнул серебро на журнальный столик. «Что ты делаешь!..*— мысленно воскликнул рассудительный, но буйный оборвал его с такой страстью, что он тут же сделал вид, будто происходящее его вовсе не касается. Развивая успех, буйный деловито сгреб в охапку серебряные ложки и снова погнал мухинское тело к мусоропроводу. «Жена приедет — убьет!» — ужаснулся рассудительный, наблюдая все это как будто со стороны. «Я сам ее убью! — пообещал буйный. — Нечего было покупать чеснок и собирать серебро!» При упоминании о чесноке и серебре их общее тело передернулось. «Дура набитая!» — выдал буйный потаенные мысли Мухина о жене. «Не смей так думать! — возразил рассуди­тельный.— Она мать твоих... моих... наших детей!» — «Ха, ха, ха!»— демонически рассмеялся на этот пассаж буйный, взлетел под потолок и стал кружить вокруг люстры. «Ха, ха, ха!» — посыпался вниз, на голову рассудительного, его дробный смех.