Очень мелкий бес

Пробежав список дальше, Марксэн отверг кандидатуры «диагноста по фотографиям» Романа Кальникова, национального йога Мулькина (потому что увидел Мухи­на в позе лотоса, и ему стало смешно) и мануального чародея Перельмана. Подумав, он отсеял также гадателей Пушкиновых, которые ассоциировались у него с цыганским табором, и шаманку Эсмеральду Христофоровну. Ясновидящий Кумганов Е. Т. отсеялся сам, сообщив, что он был бы рад помочь уважаемому Ивану Михайловичу, но, к сожалению, накануне поскользнулся на яблочном огрызке, вывихнул голеностоп и сейчас находится на постельном режиме. Чон Ир Сун отбыл в Париж на конгресс хранителей тайн Древнего Чусона. Магесса Элина, по сообщению ее домашних, пребывала в астральном контакте с буддой Шакьямуни и совместить будду с Мухиным не могла. Что же до колдуньи Элиты, то ее секретарша сказала, что может записать Мухина на прием, но только на конец следующего месяца.

Таким образом, осталась одна Лукерья. В начале работы над энциклопедией Иван поручил Марксэну съездить к Лукерье для сбора, как он называл, показаний, и неопытный по части обращения с тонкими душами чародеев и целителей Марксэн довел ясновидящую своими вопросами до гипертонического криза. У Лукерьи в паранормальных кругах оказались обширные связи, и энциклопедии едва не объявили бой­кот. С немалым трудом, посулив Лукерье дать ее большую фотографию и вдвое увеличить размер статьи о ней, удалось тогда Мухину вернуть все на круги своя, а с Марксэном он не расстался лишь потому, что не нашел никого ему на замену. Но и Марксэн не обошелся без потерь морального свойства. Его разыскал человек, назвавшийся менеджером Лукерьи, усадил в свой «мерседес», показал пистолет и без церемоний пообещал его употребить, если Марксэн еще раз посмеет...

— Не посмею! — поспешно заявил Марксэн, вываливаясь из машины.

Когда он поведал об этом разговоре Бунчукову, тот сказал:

—  Подумаешь, пистолет! У моего друга восемь пистолетов. В случае чего, один я попрошу для тебя, и вы сможете устроить дуэль.

Несмотря на такую блестящую перспективу, новая встреча с сумасшедшим менеджером не входила в планы Марксэна. Но Лукерья, как на грех, оказалась дома и с ходу согласилась принять Мухина.

— Завтра? В котором часу завтра подъезжать? — упирая на слово «завтра», с надеждой, что за ночь все рассосется, спросил Марксэн.

— Да чего уж откладывать. Везите, — сказала ясновидящая. — Ивану Михайловичу всегда рады помочь. И, кстати, он учеников моих посмотрит. Кое-кто из них далеко пойдет! Двое, без сомнения, достойны упоминания в его энциклопедии... Приедете — переговорим. Жду!

Ляпунов отправился к Мухину. Тот лежал на диване, широко раскинув руки, в позе распятого гладиатора.

— Лукерья готова принять, — сказал Марксэн, — но хочет, чтобы за это мы описали подвиги двух ее воспитанников. Я против — шарлатаны, наверное...

Мухин слабо пошевелил губами.

— Что? — не понял Марксэн.

— Едем, — прошептал Иван еле слышно. — Машину возьмем...

— Машину так машину. Коньяк у тебя где, в баре?

Лукерья жила на первом этаже панельного дома, где вместо четырех дверей в четыре квартиры, как обычно бывает в таких домах, была одна стальная дверь с табличкой «АОЗТ «Салон „Лукерья»». Под табличкой тускло блестел глазок, а под глазком располагались заключенные в строгую пластиковую рамку условия и часы приема страждущих.

Марксэн позвонил, и на пороге возникла глухонемая приживалка Лукерьи, вся в черном, почти монашеском одеянии. За ее спиной стоял здоровенный ротвейлер. Пес подался вперед, к Мухину, потянул носом воздух и обратился в позорное бегство. Женщина удивленно вскинула брови и жестом пригласила Мухина и Ляпунова следовать за ней. Они пересекли холл со стеклянным подвесным потолком, откуда падал зеленоватый свет, и вошли в комнату через двустворчатую дверь, украшенную табличками: слева — «Приемный покой», справа — «Зал релаксации». Женщина указала им на кресла и бесшумно удалилась.

Салон «Лукерья» и его хозяйка, несомненно, заслуживают нескольких строк. Прежде Лукерья Пантелеймоновна Нагинская, продавщица газированной воды на колхоз­ном рынке, жила в уютной однокомнатной квартирке, где имелись пузатый купеческий комод, неподъемный трехстворчатый шкаф, кровать с никелированными спинками, две сдвинутые учрежденческие тумбочки с черно-белым телевизором, круглый стол и четыре венских стула. Повсюду в комнате, на кухне и даже в ванной и туалете стояли, висели и лежали изделия из макраме — плоды стойкого увлечения Лукерьи Пантелеймоновны. До пенсии Нагинской оставалось всего ничего, и она предполагала, уйдя на заслуженный отдых, пополнять с помощью макраме скромный стариковский бюджет.

Но тут подули ветры перемен, и с ними у Лукерьи Пантелеймоновны раскрылся дар ясновидения. Поначалу Нагинская предсказывала без отрыва от газированной воды, но потом, когда известность ее благодаря публикациям в центральной прессе шагнула  далеко  за  пределы  рынка,  она  скрепя  сердце  простилась  с  насиженным  за тридцать лет местом и организовала прием на дому.