Очень приятно, Вила́ры

– Просто я проходил мимо и слышал, как вы кричали, – удивленно ответил незнакомец.

Кажется, папа так и не сказал ему, что на самом деле это был его привычный зевок.

Пока я вспоминала этот случай и еле сдерживала смех, батька спросил:

– Что вы там проходили на французском вчера? Вы учите хоть что-то полезное? – не успокаивался папа.

– Мы проходили фютюр сампль.

– Фигур? Какой фигур?

– Фютюр сампль.

– Какая фигура?

– ФЮТЮР! – заорала я ему прямо в ухо.

– Ах, фютюр. А что это?

– Будущее время.

– Да? Странно, а я такого не знаю.

Я попыталась объяснить ему, как строится это время, что выглядело весьма странно: человек, изучающий язык меньше года, объясняет коренному французу грамматику. В итоге отец все равно ничего не понял.

– Еще мы проходили субжонктиф.

– А это что?

– Ну, это состояние глагола.

– Знаешь, я ничего не понимаю. Принеси мне свой учебник.

Я поднялась к себе, взяла учебник и дала папе. Он с умным видом просмотрел страницы, посвященные грамматике.

– А, ну да, субжонктиф и фютюр сампль. Конечно, я знаю, что это, – сказал он с весьма напряженным лицом.

Через несколько часов отец вошел ко мне в комнату.

– Включи свой компьютер, мне нужно посмотреть прогноз погоды.

– Интернет не работает, – сказала я.

– Что? Как? Почему?

– Откуда я знаю.

Папа забегал туда-сюда по комнате.

– Дерьмо, долбаные современные технологии, ненавижу их, это наверняка из-за снега!

Даже со второго этажа я слышала, как он ходил в ванной и приговаривал:

– Ненавижу технологии, столько проблем от них.

Цена семьи

С трудом покинув утром кровать, проклиная отца, из-за мании которого рано вставать даже в выходные и будить всех, невозможно спать до полудня, я вышла из комнаты. В своей спальне отец что-то бурно нашептывал сам себе, потом раздалось хихиканье.

Через пять минут папа тоже спустился в кухню.

– Сегодня мы поедем на кладбище. Нужно проверить, как там починили могилу, прежде чем я все оплачу. А то еще выкину 400 евро на ветер.

Несмотря на большую цену за могилу, настроение у отца было вполне неплохое. Мы заехали в торговый центр, пообедали, а потом пошли за покупками. Первым делом батька зашел в отдел с искусственными цветами.

– Куплю новые, поставлю на могилу.

Однако выбрать букет оказалось непросто, и не потому, что все были некрасивыми, как раз наоборот. Просто отец искал самые дешевые, но никак не мог найти.

Наконец он взял букет за пять евро. Долго его рассматривал, потом поставил назад.

– Все-таки это слишком дешево, – расстроенно сказал отец.

Неужели у него есть совесть? Наверное, какая-то капелька осталась. Тем временем папа метался между полками, хватая то дешевый, то дорогой букет. Он мучился, спрашивал у меня, что лучше, и в конце концов взял букет подороже, за двенадцать евро. Отец старался делать вид, что уверен в правильности своего поступка, но его тяжелые вздохи при виде ценника выдавали все отчаяние.

Дальше мы закупили все необходимое согласно списку, и батька уже повернулся к кассам, но тут я заявила:

– Хочу рождественские печеньки.

Отец запретил брать мне дорогое печенье, взяв подешевле и не особо вкусное. Вслед за этим в корзину полетели шоколадки и конфетки. Проходя мимо канцелярии, папа взял себе настенный календарь на следующий год, и я сразу попросила такой же. Потом мне вдруг стукнула в голову идея, которую я озвучила не подумав:

– Может купим маленький календарик и маме? Она их любит.

Папа повернулся ко мне с таким возмущенным лицом, что я пожалела о своих словах.

– Ты что, совсем офигела? Да я разорен из-за тебя, как ты смеешь еще просить что-то для своей матери? Подумать только, это неслыханная наглость. Быстро пошли платить, больше я тебя с собой в магазин брать не буду.

Пока мы шли к кассам, батька шепотом приговаривал:

– Подумать только, она еще попросила что-то для матери. У меня нету ни копеечки, а она тут такое говорит.

Настроение у отца упало до нуля. Выходя из магазина, он объявил:

– Как ты меня достала, у меня нет денег, когда ты вернешься с каникул, будешь жрать одни спагетти, а лучше вообще не возвращайся, я еще подумаю, пустить тебя или нет.

В машине папа мудро промолвил:

– И запомни, пока у тебя нет денег, ты не имеешь права говорить «я хочу». Ты обязана говорить «могу ли я взять вот это». Говорить «я хочу» вульгарно, это все вина твоей матери, но ничего, я научу тебя хорошим манерам.

Тут я засмеялась, представив, как он учит меня хорошим манерам.

– Чего ты смеешься? Я прав!

– Конечно, ты всегда прав, – сказала я сквозь смех.

В раздумьях мы доехали до кладбища. Могилу, к счастью, починили, и отец сказал, что теперь может спокойно платить 400 евро. Я держала в руках букет, ожидая какого-то торжественного возложения. Но папа был озабочен не тем, как бы почтить память близких, а тем, как бы скорее попи́сать.

– Мне нужно срочно в туалет, кинь уже где-то там цветы и пошли отсюда, – приказал он мне и развернулся.

Я осторожно положила букет на могилу, и едва догнала отца, который мчался к туалетам на другом конце кладбища, на ходу расстегивая куртку, штаны, хватаясь за трусы и крича: