Очень смертельное оружие

– Бали универсален. Здесь ты можешь найти все, что угодно, – улыбнулся Стив.

– О чем ты говорил с Луксаманом?

– Он намерен найти людей, виновных в смерти его дочери, и отомстить.

– Но ведь смерть для балийца – это освобождение от земной оболочки. Здесь даже похороны превращаются в праздник. Неужели на Бали распространена кровная месть?

– Сурьяди не обычный балиец. Он уважает богов и духов, но тем не менее живет по своим законам.

– И ты пообещал ему свою помощь в поиске убийцы?

– А как бы ты поступила на моем месте?

Если бы этот вопрос мне задал человек, не являющийся русским киллером № 1, я не сомневалась бы в своем ответе, но в данном случае штамп о том, что убийца непременно должен быть наказан, как-то не годился. Кроме того, я была почти уверена, что девочку застрелил Марик. Пусть это вышло случайно, но для разъяренного отца вряд ли это станет серьезным аргументом в защиту грузино-еврейского поэта. Представив, как впавший в амок Луксаман вырывает из груди моего старого приятеля еще трепещущее, сочащееся кровью сердце и, громко чавкая, пожирает его, я поежилась.

– Ты действительно надеешься отыскать убийцу? – уклонилась я от ответа.

– Не люблю, когда убивают детей.

– А взрослых? – не удержалась я.

– Взрослый взрослому рознь.

Затевать дискуссию по этому поводу мне не хотелось.

К воротам кампунга постепенно стягивались молодые люди. По моим прикидкам, их набралось уже не меньше сотни.

– Эти ребята понесут башню и саркофаг к месту кремации, – пояснил Стив. – Давай выйдем наружу. Там тебе удобнее будет смотреть на процессию женщин.

Протиснувшись через толпу, мы поднялись вверх по склону холма и, усевшись в тени баньяна, как зрители из амфитеатра, принялись наблюдать за разыгрывающимся внизу спектаклем.

Из узких ворот кампунга появилась вереница женщин с блюдами в руках. Одна за другой они выкладывали в саркофаг жертвоприношения – пищу, необходимую покойнице во время ее длинной дороги в рай. Горы последних даров девочке-фее росли на глазах.

Как только поток жертвоприношений иссяк, к саркофагу приблизились родственники покойной с длинным белым полотнищем в руках.

– Белая ткань символизирует чистоту, – объяснил Иродиадис.

Завершали процессию четверо молодых людей, торжественно несущие гроб с телом девочки. Ее маленькое тело было завернуто в белую ткань и прикрыто дорогим узорчатым покрывалом.

Взобравшись по бамбуковой лестнице на самый верх башни, носильщики поставили гроб на украшенную цветами площадку.

Дробно застучали барабаны. Мягкий напев гамеланов сменился пронзительным тревожным ритмом. Десятки юношей подхватили бамбуковую платформу с башней и, повинуясь громкой команде священнослужителя, неожиданно сорвались с места и помчались вперед как угорелые. За ними по пятам, стараясь не отставать, неслись носильщики с саркофагом.

– Зачем они так бегут? – удивилась я. – Таков ритуал?

– То ли еще будет, – усмехнулся Стив. – Пора спускаться. Потихонечку двинемся за процессией. Только держись подальше от толпы, иначе тебя могут затоптать.

Пришедшие на похороны гости, заводясь от оглушительного барабанного боя, приходили во все большее возбуждение. В руках женщин появились ведра с водой. Они выплескивали воду под ноги носильщиков, разливали ее по улице.

Остроконечная крыша башни металась взад-вперед, вздымаясь над беснующейся толпой, как мачта застигнутого штормом парусника.

Держась на безопасном расстоянии, я улавливала только отдельные сцены и не могла понять, что именно там происходит. Потоки воды уже неслись по улицам поселка, превращая их в арыки. Видимо, крестьяне ухитрились направить на них воду из каналов для орошения рисовых полей.

– Что здесь происходит? – спросила я Стива. – Похоже на коллективное помешательство.

– Носильщики кружатся на месте и резко меняют направление, чтобы затруднить покойнику ориентировку и одновременно отпугнуть демонов, – объяснил он.

– А вода? Для чего столько воды?

– Согласно балийским поверьям, больше всего на свете духи и демоны боятся воды, поэтому, если носильщики топчутся в воде, силы зла окончательно обращаются в бегство и оставляют процессию в покое.

Если бы носильщики не выполнили эту часть ритуала, дух девочки вернулся бы обратно в деревню и превратился в лаяка, мучителя семьи.

– Все это выглядит несколько странно, – покачала головой я.

– Для этих людей еще более странно выглядел бы христианский ритуал отпевания в церкви, – пожал плечами Иродиадис. – Христиане жертвуют свечи, балийцы – пищу и цветы. Евреи засовывают записки с просьбами к Богу в трещины Стены Плача и верят, что Бог прочитает их. Буддисты звонят в колокольчики, чтобы боги прислушивались к их молитвам. Люди не могут без ритуалов. Им необходимо во что-то верить. Ритуал превращает хаос в порядок, а вера объясняет необъяснимое и дарует надежду на справедливость и лучшую жизнь.

Окончательно сбив с толку злых духов, намокшая процессия приблизилась к площадке, предназначенной для кремации. Вокруг нее, как часовые на боевом посту, тихо шелестели листьями громадные баньяны.