«Происходившее на крыльце и в подъезде я помню, – поморщился учетчик, неприятны были все эти мелкие подробности. – Что дальше?» – «Дальше – больше, еще более невероятное стечение обстоятельств, – азартно сказала Рима, в этот момент раскат грома ударил вместе со вспышкой молнии, гроза бушевала у них над головами. – Когда ты только протиснулся в подъезд, беда была поправима. Его нижняя площадка служит ловушкой наподобие речной воронки. Если в нее попадает посторонний, очередь кружит его, как щепку в водовороте: он ныряет, выныривает, тонет в пене, вновь появляется на поверхности. Щепка находится в непрерывном движении, но если спокойно посмотреть со стороны, с берега, то видно, что это движение на одном месте. Вот в какую ловушку ты попал. Внутри подъезда ты оказался на проходе. При появлении служащих тебя отталкивали бы с дороги в сторону подвальной лестницы, в горло очереди, чтобы ты пикнуть не мог в гуще стоящих, а после прохода служащих тебя выталкивали бы из горла обратно к двери, где придверник не дал бы тебе ни сна, ни отдыха, ведь нарушителей держат в строгости. Без еды и питья, на крохотном пятачке, переполненном движущейся в разные стороны очередью, ты скоро утратил бы понимание происходящего и способность к сопротивлению. Между тем придверник и сверщик по разные стороны подъездной двери могли спокойно делать свое дело. Ночь они подождали бы, зная, что сам ты никуда не денешься, как та щепка из водоворота, а поднимать шум в это время суток крайне рискованно: все пристально слушают, что происходит в стенах учреждения, голове очереди даже ток собственной крови кажется досадной помехой. Зато днем напряжение спадает, уличники после переклички разбредаются по своим делам, подвальщики спят, и этажники дремлют на ступеньках, как куры на шестках. Днем придверник, что по ошибке тебя впустил, и упустивший тебя сверщик стакнулись бы и придумали, как осторожно, без шума, выжать тебя за дверь. А во дворе, сам знаешь, тебе не поздоровилось бы. Так должен был сработать механизм чистки очереди. Однако 8 апреля ты ускользнул из ловушки, потому что случилось непредвиденное событие: по реке проплыл большой пароход, и поднятая им волна вынесла щепку из водоворота. Сама я этого не видела, но слышала неоднократно во всех душераздирающих подробностях. У меня прямо перед глазами стоит, как это было. Дверь широко распахнулась – и с клубами морозного пара в подъезд вошла Движкова собственной персоной. Все думали, что она, как обычно, поднимется в свой 19 отдел на сверхурочную работу: прозвенит каблучками, зорко поглядывая на очередь и ни слова не говоря. Движкова уже взялась за перила нижнего марша лестницы, но внезапно остановилась и, ни на кого не глядя, а тем самым обращаясь ко всем, медленно, внятно проговорила: „Учетчик здесь?“ В ответ, понятно, мертвая тишина. Вся лестница языки проглотила от страха и удивления. Кто же рискнет добровольно, без персонального вызова на допрос, общаться со служащей! Мало ли чем это потом обернется, по инстанциям затаскают. Как говорится, дальше от служащих – дальше от этапа. Но стена молчания Движкову, конечно, не остановила. Она как-то учуяла тебя, выставила перед собой руки и наугад сделала несколько шагов в темноту подвальной лестнички. Неужели ты и этого не помнишь?»