Очередь

— Да как же! Вот мой обход — обход заведующего отделением. Написано: «Провести курс лечения облепиховым маслом внутрь по одной чайной ложке три раза в день».

— Правильно…

— Так курс лечения и проводится, пока не будет отменен.

— Да, но смотрите: восемнадцатого, девятнадцатого, двадцатого и так далее нигде об этом не говорится.

— Так это курс!

— Правильно. Но нигде не отмечено.

— Вы хотите сказать, что мы не давали ей масла?

— Не знаю. Не думаю, чтоб вы забрали себе, но в акте проверки мы вынуждены записать. Надо оформлять правильно.

— Ну хорошо, недооформили, сейчас допишем, зачем же в акте писать?

— А затем, что вы не хотите правильно оформлять. В иных местах и воруют, бывает, а оформлено все как надо.

— Спасибо, товарищи. Будем оформлять хорошо. Я надеюсь, что вы все же в акте не напишете, а мы учтем ваши замечания. Спасибо за урок.

— Напишем, доктор, напишем. Иначе вас не проучишь. Ответите — научитесь.

Лариса ушла в ординаторскую. Она была не права: не надо было столь гордо и высокомерно прекращать дискуссию, надо было их все же уговорить. Но что уж теперь делать?..

В ординаторской сидели свободные от операций врачи. Они уже знали о беседе их зава с комиссией, но вопросы задавать не стали: есть дела поважнее.

— Лариса Борисовна, умерла больная с панкреатитом.

— Что ты говоришь?! Я думала, она выкрутится. И как было?

— Последние дни температура высокая, но без болей.

— А в крови что?

— Да ничего особенного. Признаков гнойника не было. Интоксикация. Полное омертвение поджелудочной железы.

— А сахар как?

— Сахар держался на нормальных цифрах.

— Поползло расплавление клетчатки, наверное, позади железы.

— Так и было, по-видимому.

— Но мы ведь хорошо все раскрыли… Отток был хороший.

— Хорошо-то хорошо, но как бывает при панкреатитах, так и пошло. А по дренажам хорошо отходило. И секвестры отходили…

— Да, да. Ну, если полное омертвение — ничего не сделаешь. А если гнойник, сепсис? Вдруг могли еще что-то сделать? Тогда нехорошо, неприятно.

— Она у нас все хорошо получала. На полную катушку лечили. И панкреатит и сепсис. Даже если он был. Чего только не делали!

— Если нет полного расплавления железы и клетчатки, очень обидная смерть. Вдруг могли вытянуть? Тогда обидно. Обидно.

— Да что обидно-то? Вот сейчас на вскрытие вызывают. Хотите — сходите, посмотрите, убедитесь.

— Сейчас? Очень хочу. Пойдемте.

— Лариса Борисовна, вас к телефону.

— Меня нет. У меня отпуск.

— Из прокуратуры. Следователь.

— Ну и что?! На минуту заехала! И все сразу на меня. К вам же сюда заходить нельзя! Да, кстати, как эта больная, что я оперировала, с Меккелевым дивертикулом?

— Все хорошо пока. Все нормально.

— Во! Так и скажите терапевтам.

— Лариса Борисовна! Трубка ждет.

— А, черт! Алло! Я слушаю!

— Добрый день, Лариса Борисовна.

— Добрый.

— Следователь из районной прокуратуры с вами говорит.

— Слушаю вас. Что случилось?

— Ничего страшного, Лариса Борисовна. У вас лежал больной Силантьев с ножевым ранением. Там грязная история, пьяная драка, хулиганье между собой повздорило. Нам нужно допросить вас, лечащего врача и оперировавшего хирурга. Надо, чтоб вы к нам приехали…

— Помилуй бог! Времени же совсем нет. У нас этого хулиганья сколько бывает! Что ж, мы и будем ездить каждый раз?

— Что же делать, Лариса Борисовна? Следствие идет. У нас работа такая.

— Приезжайте сами и сразу со всеми поговорите.

— Я не могу. Дел много очень.

— Когда всякая пьянь и бездельники лежат у нас, вы к ним приезжаете! А мы и так как загнанные лошади и все равно должны ехать к вам из-за какого-то алкоголика!

— Ну что же делать, Лариса Борисовна?

— Знаете, у меня отпуск. Я выхожу на работу в понедельник. Тогда и поговорим.

— Хорошо, Лариса Борисовна. Время терпит. — Следователь добродушно хмыкнул. — До свидания. До понедельника.

Когда она пришла в морг, вскрытие уже началось.

— Лариса Борисовна, а нам сказали, что вас нет, в отпуске.

— Приехала. Но меня еще нет. Я в отпуске. Это не я — мираж.

— Ну, это вскрытие ничего экстраординарного не дает. Полное расплавление поджелудочной железы. Ужасная печень.

— А селезенка? Развалилась? Нет, это не сепсис.

— Да, селезенка развалилась. Интоксикация. Нет, сепсис мы не поставим. Тут и так хватает причин для смерти.

— Не жилец она была. Нам можно идти, наверное?

— Идите. Так и запишем: некроз поджелудочной железы, цирроз печени, интоксикация.

Когда хирурги вышли, патанатом повернулся к своему коллеге:

— Хирурги, конечно, в этом деле ничего не понимают. Типичный сепсис. Да что их травмировать? Значения это никакого не имеет. Не от сепсиса, так от некроза железы, но должна была умереть. С этим не живут. Лечили они правильно, что им лишний раз нервы трепать? А так, по правде если, сепсис тоже есть.

Лариса Борисовна по пути в отделение заметила своим помощникам:

— Патанатомы в этом ничего не понимают. Конечно, сепсис. Она бы все равно умерла, но для себя, ребята, вывод сделать нужно. Не знаю, может, нужно было больше антибиотиков? Не знаю…

— Да вы что, Лариса Борисовна! Мы максимально ее пролечили. Не представляю, что еще можно было.