Очерк французской политической поэзии XIX в.

Призывы Франсиса Турта говорили об отрицании оптимистической романтики утопизма, а ее отрицание вело к появлению реалистических тенденций. Все это было неизбежно, хотя сам Турт еще находился во власти романтического стиля, напыщенно призывая своего «барда» «испытать чудовищное сладострастие бронзовых объятий нищеты». Реалистические тенденции начинали зарождаться и в творчестве тех поэтов, которые сознательно отвращались от горя жизни ради своей прекрасной мечты. Даже Элиза Флёри не смогла сохранить верность этому собственному эстетическому требованию. В отрывке из «социальной поэмы» «Гавр» она рассказывает о своей встрече на корабле с изможденными эльзасскими крестьянами, эмигрирующими в Америку. Вот что услышала она от них: «Богачи знали, что на такой плодоносной земле мы лишены крова! Голоса наши тщетно взывали к ним. И чего просили мы? Только работы и хлеба!» Комментируя эти слова, поэтесса обнаруживает утрату своего прежнего оптимизма: она убеждена, что и «на чужеземном берегу» бедняги-переселенцы «не найдут ничего, ничего, кроме погибшей надежды»…

Радикальное крыло сен-симонистской поэзии было сильно своими сомнениями, ростом разочарований в несбыточных обещаниях утопизма, внедрением кричащей и горькой правды жизни в романтику беспочвенных упований. Но оно не смогло создать свой образ рабочего в противовес слащавому образу Венсара. Правда, имея дело с поэзией, которую мы изучаем, никогда нельзя забывать, что при всем неисчерпаемом богатстве народного творчества до нас дошло от него далеко не все и что наиболее революционно-непримиримые стихотворения реже всего попадали в печать либо же подвергались в последующем конфискации и уничтожению. Нельзя забывать о том, что после июня 1848 г. была назначена специальная комиссия для чистки французских библиотек от всяких крамольных изданий. Нельзя думать, чтобы и Оленд Родриг не производил отбор поступавших к нему стихотворений.

Так или иначе, но прежние страстно-мечтательные верования поэтов-утопистов отживали свой век, хотя им и свойственно было в той или другой форме возрождаться при первой возможности, что мы увидим на начальном Этапе февральской революции 1848 г. Только Парижская Коммуна раскрепостила рабочий класс от долгой их власти.

Прогрессивно-романтическая (в целом) поэзия утопистов из народной среды некоторыми своими сторонами боролась против складывавшейся в 1830-х годах революционно-демократической поэзии. Но другими своими сторонами она уже несколько приближалась к ней, представляя собой шаг вперед на пути развития того течения предпролетарской поэзии, для которого главное не в «цвете знамени», а в том, чтобы рабочие получили наконец человеческое право на жизнь, на труд и на хлеб.

Сборник Оленда Родрига явился радостным для трудовых народных масс признанием их права на голос в литературе. Но разумеется, он был встречен в штыки представителями буржуазной реакции, заявлявшими, что рабочим незачем браться за поэзию, куда они привносят только свое недовольство и «зависть». В этом отношении особенно нашумела статья профессора Лерминье в «Ревю де Де Монд» 15 декабря 1841 г. Но сборник Родрига, как и книги отдельных поэтов-рабочих (Магю, Агриколя Пердигье, Савиньена Лапуанта, Шарля Понси, Лашамбоди и др.), не мог не привлечь к себе сочувственного внимания многих представителей «большой» французской литературы 1840-х годов, главным образом романтиков. Такие писатели зачастую находились в более или менее тесном личном контакте с поэтами-рабочими, помогали им, поддерживали их и в свою очередь испытывали влияние разрабатываемой этими поэтами темы трудового народа.

Жорж Санд постоянно общалась с поэтами-рабочими, писала предисловия к их книгам, редактировала стихи своего любимца Шарля Понси, находила издателей для Понси и Магю. Поэт-рабочий Агриколь Пердигье оказался прототипом одного из героев ее романа «Странствующий подмастерье». Виктор Гюго часто писал поэтам-рабочим ободряющие письма, в рассказе «Клод Гё» создал образ труженика из народа, а позже, в «Отверженных», — образ работницы Фантины. Феликс Пиа, познакомивший Эжена Сю с рабочими, охотно делал их и других тружеников героями своих мелодрам («Два слесаря», «Парижский тряпичник»).