"Парадоксальным, но глубоко истинным и важнейшим принципом жизни является то, что для того, чтобы достигнуть какой-то определенной цели, следует стремиться не к самой этой цели, но к чему-то ещё более возвышенному, находящемуся за пределами данной цели" - писал в книге "Постижение истории" философ и историк А. Тойнби. (1889-1975). Уайтхед уточнил эту мысль - "и в том и в другом случае мы должны предаваться чему-то более высокому, чем то, что может быть оправдано лишь анализом чистого разума". Восстание есть единственный способ закрепить общественное рабство, провозгласив свободу мысли и
слова, написал Жижек в своей статье "13 опытов о Ленине" (1998), развив идею Вальтера Беньямина о том, что "революционное вмешательство повторяет и возвращает прошлые неудачные попытки: симптомы - это следы прошлого, которые ретроактивно возвращаются и посредством чуда революционного вмешательства, являются не столько забытыми деяниями, сколько забытой неспособностью действовать, неспособностью ослабить силу социальной связи, препятствующей действиям солидарности с "другими" общества: симптомы выражают не только прошлые неудачные попытки, но и прошлую неспособность откликнуться на призывы к действию или даже вызвать сочувствие по отношению к тем, чьи страдания связаны с формой жизни, частью которой они являются." Короче говоря, революции являются результатом утраты людьми способности к общению.
Ортега-и-Гассет в 1930 году в своей работе "Восстание масс" [60], анализируя ментальное состояние предвоенной Европы, пришел к мнению, что для человека людской массы принять дискуссию со своей оппозицией при обсуждении насущных вопросов означает идти на верный провал. Чувствуя свою неспособность к этому в силу некомпетентности, человек массы инстинктивно отказывается от дискуссий. "С этой властью говорить нельзя!" - этот лозунг современной русской оппозиции, с гордостью ею несомый.
Неслучайный ход исторических событий в философии называют провиденциальным: судьбы людей и народов находятся под постоянным давлением провидения. Человек не субъект своих поступков. Он объект. Он движим средой как плывущие по реке предметы движимы её током. В сознании людей это ощущение проявляется в чувстве историчности событий, являющимся характерной особенностью русского менталитета девятнадцатого столетия. Поэзия Пушкина, Боратынского, как и философия славянофилов и даже западников, пронизана осознанием этого. Лежит ли в основе провидения божественная воля, либо внутренние процессы самоорганизации - это дело не меняет. "Смиримся с фактом - большие деяния редко бывают преднамеренными". - писал французский писатель XIX столетия А. Берте. Исторический опыт пока что не опроверг это мнение. Это наводит на мысль, что если что-то произошло, значит нечто подобное должно было случиться!
I-2-3. Культура.
Kультура, как поверхностная энергия тел,объединяет людей и предохраняет потоки их мыслей и действий от растекания, превращая их в полноводное направленное течение. Согласно А. Белому, культура есть "особого рода связь между знанием и творчеством, философией и эстетикой, религией и наукой. Скорее культура определима как деятельность сохранения и роста жизненных сил личности и расы путем развития сил индивидуально-коллективного творчества."
(Раздел 1). Только культура делает народ счастливым, возбуждая "способность воспринимать себя как клеточку тела нации". (Пруст). Радость жизни испытывают народы, способные субъективно растворять свою жизнь в коллективной радости труда, пении, в спорте, танцах, в занятиях искусством, в благотворительности. В таких случаях, согласно идее М. Бахтина о хронотопе, наступают моменты единства времени и пространства, проявляемые в ощущении счастья от участия в карнавалах, ярмарках, подобных Сорочинской в описании Гоголем, когда "всё обращается к единству, волею или неволею переходит в согласие." Если нет объединяющих людей чувств, радость этих празднеств оборачивается лишь "лекарством от скуки". "Невежество - это чистое поле. Культура - заросшее поле. Плотная трава живёт плотной самозащитой." (Платонов).