Очерки бытия российского (СИ)

исходя не из Я, не из Ты, а из Мы, ... Европеец и сам не помогает, и от других помощи не ждёт. Отсюда жесткость и безутешность, кантианство всего стиля жизни, "кантующей" европейца. Каждый стремится скрыть свою нужду и имитировать счастье".

(Раздел 3). Тонкий наблюдатель русской жизни М. Цветаева обратила внимание на то, что русские народные сказки обнаруживают присущее русскому человеку по-детски искреннее любопытство к культурам окружающих народов. Анализируя русскую литературу 19-го столетия, Ю. Лотман пришел к выводу, что интерес к разнообразию культур, открытость к чужому есть реальная специфика русского сознания.

Э. Шюре был убежден, что в основе всех мифов и сказок язычества лежит научная мысль, скрываемая покровом поэтической красоты. "Народные боги не были богами фантазии, но богами мысли" (Гегель). "В сказках часто доказывается истина", убеждён наш современник У. Эко. Достоевский верил, что "истинная сущность русского национального духа, его великое достоинство и преимущество состоит в том, что он может внутренне принимать все чуждые элементы, любить их, перевоплощаться в них". (Г. Померанц).

По мнению французского писателя, философа и политика А. Мальро (1901-1976) обычный человек борется со всем, что не является им самим, в его сознании отображены лишь малые части природы, в то время как художник ведёт бой с самим собой, в нем отображена большая часть природы. Вся история России является проявлением борьбы русского человека с самим собой! Таковы судьбы героев Достоевского, таковы судьбы Пушкина, Лермонтова, Толстого. Трагичны были судьбы многих дворянских детей, "восстававших на самих себя" (И. Бунин. Жизнь Арсеньева).

"Мы в жизни, с одной стороны, бóльше художники, с другой - гораздо проще западных людей, не имея их специальности, но зато многостороннее их" (Герцен). "Да, все русские таковы, и знаете почему: потому что русские слишком богато и многосторонне одарены, чтоб скоро приискать себе приличную форму. Тут дело в форме. Большею частью мы, русские, так богато одарены, что для приличной формы нам нужна гениальность. Ну, а гениальности-то всего чаще и не бывает, потому что она и вообще редко бывает. Это только у французов и, пожалуй, у некоторых других европейцев так хорошо определилась форма, что можно глядеть с чрезвычайным достоинством и быть самым недостойным человеком. Оттого так много форма у них и значит" (Достоевский. "Игрок"). "Каково бы ни было его (героя романа Пруста "Обретённое время") восхищение Англией, тем способом, каким вступила она в войну, эта безупречная, неспособная лгать Англия, мало походила на нацию порядочных людей, поборников правосудия, арбитров в делах чести; в то же самое время он знал, что самые порочные, самые подлые из людей вроде некоторых персонажей Достоевского, оказываются порой самыми лучшими и благородными".

Ключом к пониманию особенностей русского менталитета может послужить монолог героя романа А. Платонова "Чевенгур": "Умный я стался, что без родителей, без людей человека из себя сделал. Сколько живья и матерьялу я на себя добыл и пустил, сообрази своим умом вслух. "Наверно, избыточно!": вслух подумал Копенкин. Яков Титыч сначала вздохнул от своей скрытой совести, а потом открылся Копенкину:- "Истинно, что избыточно. На старости лет лежишь и думаешь, как после меня земля и люди целы? Сколько я делов поделал, сколько еды поел, сколько тягостей изжил и дум передумал, будто весь свет на своих руках истратил, а другим одно мое жеваное осталось. А после увидел, что и другие на меня похожи, и другие с малолетства носят свое трудное тело, и всем оно терпится. В молчании ума нету, одни чувства. Лишь слова обращают текущее чувство в мысль, поэтому размышляющий человек беседует". Молчание народа научило русского человека беседовать с собой. "Беседовать самому с собой - это искусство, беседовать с другими людьми - забава". (Платонов). Русский человек, беседуя с самим собой и общаясь лишь с непрерывно меняющей свои формы природой, проникся нетерпением жизни и сделал себя сам. Дух русского народа Цветаева передала следующими словами:

на пустые слова не тратятся

в переулочках тех Игнатьевских!

А на што мне креститься?

Все Христы-то где же -

Вышедши.

На плет-паутиночку

Крестись без запиночки!

Смекай, мол, детинушка,

Своя здесь святынешка.