Однако давление США, имевшее целью ускорить принятие Францией договора о ЕОС, возымело совершенно обратный эффект: как пишет известный французский ученый П. Жербе, «французам стало казаться, будто ЕОС навязывают им извне, что выглядело парадоксально, поскольку именно французы выдвинули эту идею и убедили американцев ее принять»[1383]
.К августу 1954 г. противостояние политических сил Франции по вопросу о ЕОС достигло своего апогея. Развернулась широкая пропаганда противников Парижского договора из числа коммунистов и голлистов, понимавших, что «решающая битва», т. е. финальное обсуждение проблемы в парламенте, – не за горами. Ввиду понятных идеологических причин эти силы действовали разобщенно и не образовали единого фронта борьбы против ЕОС, однако мощь их выступлений впечатляла: они выпускали листовки, афиши, собирали подписи под различными воззваниями, организовывали «антиседистские» собрания и т. д.
Подобные выступления не могли не повлиять на отношение рядовых французов к перспективе создания ЕОС. Проведенный в июле 1954 г. опрос общественного мнения показал, что число приверженцев идеи европейской армии среди французских граждан по сравнению с 1953 г. заметно сократилось. Общество разделилось на три практически равные части: сторонников ЕOC (36 %
Занявший летом 1954 г. пост главы французского правительства радикал П. Мендес-Франс не встал на сторону ни одного из лагерей – «седистов» или «антиседистов» – и направил усилия на их примирение, ведь его открытая поддержка одной из противостоящих сил неизбежно спровоцировала бы новый правительственный кризис, поскольку свои посты в кабинете министров покинули бы представители «обиженной» стороны[1384]
.В начале августа 1954 г. глава кабинета министров (без предварительных консультаций с другими странами «шестерки» и Национальным Собранием) принялся за разработку ряда поправок и дополнений к соглашению о ЕОС, надеясь таким образом изменить договор, сделать его приемлемым для колеблющихся Депутатов и тем самым увеличить шансы на ратификацию. Суть изменений, внесенных премьером в соглашение о ЕОС, уже не раз описанных в отечественной историографии[1385]
, сводилась к следующему: введение принципа единогласия в Совете Министров ЕОС в первые восемь лет действия договора (т. е. введение права вето), создание интегрированной европейской армии лишь на территории ФРГ, Бельгии и Нидерландов, участие Великобритании во всех заседаниях органов ЕОС по касающимся ее вопросам, возможность денонсирования договора при изменении обстоятельств (например, объединение Германии, уход англо-американских войск с европейского континента).Однако поправки Мендес-Франса не способствовали примирению «седистов» и «антиседистов». Наоборот, премьер подвергся жесткой критике со стороны противоборствующих сил, усмотревших в его поправках решение проблемы в пользу оппонентов. Как отмечал позднее Ж. Фовэ, Мендес-Франсу «казалось, что он получил удар в спину. Критикуемый, лишившийся поддержки «антиседистов», с одной стороны, он был атакован европеистами – с другой. Это… привело его к решению отказаться от новых уступок и смириться с провалом своих попыток добиться компромисса»[1386]
.Слова Фовэ во многом объясняют поведение французского премьера на встрече министров иностранных дел «шестерки», проходившей с 19 по 22 августа в Брюсселе для обсуждения его поправок. По воспоминаниям многих современников, Мендес-Франс был принят в Брюсселе очень холодно[1387]
. Справедливости ради стоит отметить, что представители стран, подписавших Парижский договор, на конференции в Брюсселе пытались пойти навстречу Мендес-Франсу и даже согласились на часть его поправок, в том числе на введение права вето в Совете Министров ЕОС, но лишь при условии, что оно будет действовать не восемь лет, а три года[1388]. Реакция французского премьера их очень удивила. Как вспоминал впоследствии министр иностранных дел Бельгии П. А. Спаак, вечером 21 августа в личной беседе с ним Мендес-Франс заявил: «Нам не удастся прийти к соглашению. Я в этом уверен». И, вынув из портфеля несколько листков бумаги продолжил: «Вот, что я скажу, как только мы констатируем провал наших переговоров». «Я был поражен, – описал свои эмоции Спаак. – Зачем тогда нужны были усилия, которые мы предпринимали все три дня, долгие, утомительные часы, проведенные за кропотливым обсуждением пунктов, предложенных французами, и важные уступки, на которые мы согласились?..» На этот вопрос Мендес-Франс ответил: «Я не хочу брать на себя ответственность за преждевременный разрыв, но с этого момента и готов сказать «нет» ЕОС»[1389].