А главное — изменилась и точка зрения на профсоюзное единство. Опыт единства в Сопротивлении считался исключением, в мирное же время оно невозможно ввиду идеологической несовместимости. «Свобода, — восклицали деятели МКХП, — важнее единства». Соглашались только на единство отдельных акций по чисто профессиональным вопросам. Была даже установлена четкая граница: «Ясное «да» сотрудничеству, ясное «нет» объединению»{327}
.Стратегическая линия МКХП отражала сектантство и религиозную нетерпимость ее идеологов, опасавшихся контактов верующих трудящихся с инакомыслящими, особенно с теми, кто пропитан идеями «коммунистического материализма». Вот почему с первого послевоенного дня деятельность христианских профсоюзов развивалась зигзагообразно: забастовки — штрейкбрехерство, раскол единых профцентров — участие в общеклассовых движениях. Единые действия на предприятиях в масштабе департаментских объединений и отрасли множились, но, по выражению Бенуа Фрашона, останавливались «у дверей профсоюзных центров», ибо там решались вопросы национальные, близко соприкасающиеся с общеполитическим курсом правительства.
Актов предательства лидеров христианских синдикатов в послевоенной истории классовых сражений зафиксировано много. Наглядным примером являлось отношение вождей христианских профсоюзов к всеобщей стачке в Бельгии в конце 1960 — начале 1961 г. против антисоциальной политики правительства Эйскепса, против «закона нищеты». Не только кардинал Ван Рой осудил «безрассудную стачку» — правление КХП тоже отказалось примкнуть к всенародному движению под предлогом, что оно имеет политическую окраску, дезорганизует экономику. Оно обрушилось на «кучку агитаторов, терроризующих население» и угрожающих превратить страну в «экономическое и социальное кладбище». Но тысячи рядовых членов конфедерации бились рука об руку со своими товарищами по Всеобщей федерации труда.
Менее значительные по объему, но принципиально однозначные по характеру действия отмечались в ФРГ и Канаде, Швейцарии и Люксембурге. Люксембургский профсоюзный центр издал в 1954–1960 гг. серию брошюр, комментировавших папские энциклики, их пригодность для нашего времени. В них — вся первозданная мудрость «Рерум Новарум», словно в мире за шесть десятилетий ничего не совершилось. Вывод таков: «Сотрудничество, по только не с коммунистами, единый фронт пролетариев с буржуазией, по только не с коммунистами»{328}
.Всего отчетливей раздвоенность тактики христианских синдикатов проявилась во Франции, где социальные конфликты в послевоенные годы обострялись. ФКХТ дорожила своей репутацией второго по величине профсоюзного центра и была заинтересована в росте своих рядов. Поэтому прямо уклоняться от активных движений ей было немыслимо. В хронике классовых битв ее союзы стояли вслед за прогрессивными. Ей пришлось держаться в пределах, допустимых программой, — отступать там, где проглядывала хотя бы тень политики. Так было во время забастовки горняков 1948 г., одобренной голосами 89 % шахтеров. Конфедерация отказалась в ней участвовать (усматривается «политический аспект», забастовка вызвана «по указке компартии»). В 1953 г. ФКХТ сначала примкнула к всеобщей стачке, однако, напуганная размахом борьбы, ее политическим характером и единством в низах, ретировалась, когда победа была близка. Даже в тех случаях, когда точки зрения христианских профсоюзов и прогрессивных сил совпадали (например, во время событий, связанных с приходом к власти де Голля), включить их в борьбу на общей платформе не удавалось. «Все могло быть иначе, не будь раскола», — писал Мове{329}
.Сектантски себя повела МКХП по отношению к ВФП. Положение вещей было в 1955 г. верно охарактеризовано Генеральным секретарем Вапистенделем: взаимоотношения обеих организаций ограничиваются приглашением со стороны ВФП, отказом со стороны МКХП. Конгресс 1961 г. заявил, что христианские профсоюзы отказываются от всякого единства действий с ВФП.
Такое направление было задано христианско-профсоюзному движению капиталистических стран. В эти же годы открылась новая страница в жизни МКХП — экспансия ее идей в Азию, Африку и Латинскую Америку.
До войны о выходе за океан христианский синдикализм не помышлял. После войны соперничество с ВФП и МКСП требовало иметь мощную армию приверженцев. Англосаксонские страны были традиционно для него закрыты, а восточноевропейские стали социалистическими. Но главный стимул был в другом. Церковь и ее массовые учреждения поняли, что национально-освободительное движение становится вторым по значению явлением после образования мировой системы социализма, что им надлежит прикрыть отступление колонизаторов, предупредить выбор освободившимися народами некапиталистического пути развития.
Когда епископат ударял в набат («коммунизм… играет в Африке сатанинскую роль»{330}
), руководящие круги МКХП выступали миссионерами и «наставляли людей всех цветов и языков», так как христианский синдикализм, как и христианство, по их мнению, должен получить всемирное развитие.