Очерки из истории канонического права XI–XII вв.: Ансельм Луккский, Феодор Вальсамон, Нерсес Лампронский

Вторая и пятая молитвы Ансельма также представляют собой молитвы перед причащением. Оба текста чрезвычайно многословны, что составляет отличительную особенность молитвенных творений епископа Ансельма Луккского. В первой молитве молящаяся просит Христа о достойном причащении, как бы ссылаясь на многочисленные примеры из Евангелия, в частности, на слова Спасителя «Аз есмь путь, истина и живот» (Ин. 14:6) и на покаяние блудного сына (Лк. 15:18). На воспоминании слов Христа строится весь диалог с Ним в тексте молитвы: «Рекоста истина Твоя: Царство Божие внутри вас; мы же видим, яко царствует недруг. Молитва Твоя ко Отцу бысть: Да приидет Царствие Твое, да будет Воля Твоя, яко на небеси и на земли; но Ты не был услышан. Каковым же дерзновением аз возопию к Тебе? Но Ты рек: вопиши ко Мне, [но] не призываеши в правде? Рцы ми: елико хощу от тебе на земли? Благовествовах и благовествую веку и всей славе его. Ты веси, яко в Тя токмо верую, о тебе радуется дух мой…»[242]. Завершается молитва предвкушением милости Христовой словами пророка Иезекииля (Иез. 55:9).

Пятая молитва содержит покаянное прошение, в котором присутствуют мотивы, общие для рассмотренных выше текстов. Однако в этой молитве в большей степени затронута богословская тема, связанная со снисхождением Сына Божия с небес до ада для спасения грешников. В молитве говорится: «Ты бо еси Сам… пред Которым трепещут ангели, преклоняются архангели». По справедливому замечанию А. Вильмарта, эти слова являются очевидной парафразой из Римского канона мессы перед «Sanctus». В начале молитвы акцентируется контраст между грешником и Вседержителем, преодолеваемый любовью Христа, Который воплотился от Девы, сошел во ад и умертвил смерть[243]: «Вем Тя, ад разрушившаго и смерть умертвившаго»[244]. Общехристианская идея о том, что воплощение Христа, Его смерть и воскресение позволяют грешнику приступать к причащению в силу произошедшего восстановления и грядущего обожения человечества, находит в молитвах Ансельма непосредственное выражение. Правда, эта мысль раскрывается Ансельмом не вполне четко, скорее постепенно, при помощи повторений и смиренных, в чем-то эмоциональных прошений. Очевидно, автор учитывал психологию своей пасомой – маркграфини Матильды. В этом смысле византийские молитвы перед причащением предлагают гораздо более насыщенный богословскими идеями и гораздо более краткий по форме образец. Например, молитвы св. Василия Великого «Владыко Господи Иисусе Христе Боже наш, источниче жизни и безсмертия» и «Вем Господи, яко недостойнее причащаюся», молитва Симеона Метафраста «Едине чистый и нетленный Господи» или стих Симеона Нового Богослова «От скверных устен, от мерзкаго сердца», будучи несравненно более краткими, чем молитвы Ансельма, в гораздо большей степени обогащены богословским содержанием и парафразами из Священного Писания. Однако, как византийским молитвам, так и молитвам Ансельма свойственна единая богословская основа. Это парадоксально, учитывая, что Ансельм не знал византийской литургической традиции и составлял свои молитвы в период напряженной полемики между греками и латинянами о способе совершения Евхаристии (спор об опресноках).

Третья и четвертая молитвы Ансельма, обращенные к Деве Марии, в сущности, повторяют первую. Из текста молитв становится ясно, сколь важное значение отводил в своем духовном руководстве Ансельм личному покаянию и заступничеству Девы Марии. В этих молитвах отсутствует мотив, характерный для итальянских мистиков XIV в., в частности для Якопоне да Тоди или Екатерины Сиенской, мотив, предполагавший духовное соучастие и сопереживание плачу Девы Марии перед Крестом[245]. Ансельм предлагал Матильде обращаться к Деве Марии, ибо Приснодева усыновила всех немощных грешников: «Удостой, Милосерднейшая Госпоже, приложить Твои спасительныя руки к моим скорбям и пластырь твоего успокоения прилепить к моим ранам, яко Ты еси едина надежда моя по Спасении Божьем, Сыне Твоем Иисусе Христе»[246]. Однако следует отметить, что в христианской традиции уже до XI в. признавалось чрезвычайно важное духовное значение плача Девы Марии при Кресте как примера верности покинутому всеми Христу, как знаку духовного единства Спасителя и Приснодевы. В византийской традиции с X в. существовал знаменитый канон на плач Пресвятой Богородицы, написанный Симеоном Логофетом, читаемый на повечерии Великой Пятницы. Для Ансельма Луккского присутствие Девы Марии возле Креста и усыновление Ею апостола Иоанна, как уже отмечалось выше, становилось знаком всеобщего усыновления.